Влюбленный мятежник - Хизер Грэм

Смех сопровождал новобрачных до кареты. Посадив Аманду в экипаж, Эрик забрался следом. Даниелла поехала в отдельной карете.

Когда лошади зацокали копытами по мостовой, Аманда откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, боясь посмотреть на сидевшего рядом мужчину. Эрик внезапно повернулся К жене, и ее глаза широко распахнулись: Аманда испугалась, что он сейчас ее обнимет.

Но Эрик не стал этого делать. Сидя в полумраке кареты, он только смотрел на нее.

— Впереди долгий путь. Ты, женушка — ведь мы теперь на ты, — выпила э-э… чуть больше, чем следовало. Постарайся уснуть.

— Дамы не пьют, — ответила Аманда.

— Они также и не ругаются, но Дэмьен сказал мне, что ты» можешь заставить покраснеть любого погонщика скота.

Опустив глаза и зардевшись, Аманда заявила, что с его стороны очень грубо говорить так. Эрик засмеялся и обнял ее, прижав к себе.

Аманда уже приготовилась спорить, но почувствовала, что его пальцы гладят ее волосы.

— Отдохни, дорогая.

Так Аманда и сделала. Погрузившись в сон, она не проснулась, даже когда Эрик вынул ее из кареты и понес по лестнице. Только тогда, снова испугавшись, она открыла глаза. Боже, они вернулись домой! Аманда гадала, в чью спальню он отправится. Эрик пронес ее по коридору, мимо Портретов, в свою комнату, положил на необъятную кровать, потом выпрямился.

— Я пришлю тебе Даниеллу, думаю, она уже приехала.

Он вышел, а Аманда сразу вскочила на ноги. У камина ожидала ванна с горячей водой. Она стала нервно расхаживать по комнате, сожалея, что за время сна хмель совершенно выветрился из головы.

Отворилась дверь. Вошедшая Даниелла сразу прижала Аманду к груди, но та, заломив руки, отпрянула.

— Я не смогу это сделать!

— Ну-ну, милая, конечно, сможешь! — не согласилась Даниелла.

Она помогла Аманде расстегнуть платье и спустила его с плеч.

— Я не могу дышать.

— Это все корсет.

Даниелла быстро распустила шнуровку, но это не помогло. Ей «пришлось усадить Аманду на кровать, чтобы она могла снять туфли, чулки и подвязки; ветерок, дувший из окна, холодил кожу, и Аманда задрожала.

— Скорее полезай в ванну, пока не простудилась, — позвала Даниелла.

Погрузившись в горячую воду, Аманда уловила запах роз. Даниелла аккуратно приподняла волосы Аманды, чтобы не замочить их, и подала ей круглое французское мыло и мочалку. Намылив мочалку, Аманда машинально стала мыться, но тут ее снова охватила дрожь.

Даниелла принесла на подносе Маленькую рюмку.

— Бренди.

— Слава — Богу! — Аманда залпом проглотила, обжигающую жидкость. — Еще! — задыхаясь, попросила она Даниеллу.

Даниелла вновь наполнила рюмку, и Аманда одним глотком осушила ее. И тут же разозлилась на себя. Она ведет себя как последняя трусиха. Кто он такой, чтобы так его бояться? Он хотел свадьбы, но она просто не готова стать его женой. Эрик поймет, она заставит его понять.

Тщательно вымывшись, Аманда встала и завернулась в протянутое Даниеллой полотенце. Потом она стояла дрожа, пока Даниелла надевала на нее тонкую, отделанную кружевами шелковую рубашку.

Несмотря на то что в камине горел огонь, Аманда чувствовала ночную прохладу. Ее дрожь вовсе не вызвана страхом, окончательно уверила она себя.

— Спокойной ночи, дорогая! — проговорила по-французски Даниелла, нежно поцеловав ее в щеку.

— Ты уходишь! — воскликнула Аманда.

— Ну конечно, — сказала Даниелла, покачав головой. Но не успела она повернуться, чтобы выйти, как дверь распахнулась и вошел Эрик.

Его темные волосы были влажными, словно он принял ванну где-то в другом месте. На нем был длинный бархатный халат, перехваченный поясом. Курчавые темные волоски выглядывали из-под воротника халата, там, где он расходился на груди. Аманда словно загипнотизированная уставилась на эту грудь, почувствовав, что вот-вот упадет.

— Прошу простить меня, милорд, — быстро проговорила Даниелла.

— Спокойной ночи, Даниелла, — сказал он, не отрывая глаз от жены.

Даниелла вышла из комнаты, дверь за ней закрылась.

Аманда облизала губы И откашлялась, отступая к окну.

— Эрик…

— Да? — Он шагнул к ней. В его движениях была грация дикой кошки и такая же спокойная решимость.

— Я… ох… я не могу!..

— Не можешь?

— Я не могу этого.

— Вот как? — Он помолчал, вежливо улыбаясь. — Что значит не можешь?

— Я… — Аманда опустила взгляд на свою рубашку и застыла в ужасе, поняв, что тончайший шелк облепляет твердые бугорки ее сосков и не скрывает рыже-золотистого треугольника между бедер. Она быстро подняла глаза на мужа, жалея, что не может сорвать с окна занавеску и закутаться в нее. Он снова двинулся вперед. Она замотала головой:

— Эрик, умоляю тебя, будь джентльменом и пойми…

Он вновь остановился, как бы раздумывая над ее словами.

— Нет.

— Нет?!

Он покачал головой и продолжил движение.

— Я объяснил тебе вчера, чего я жду… Ты дала мне слово, что не повернешь назад.

— Я и не собираюсь отступаться. Клянусь! Эрик, пожалуйста, постарайся понять. Я тебя совсем не знаю…

— К утру, любовь моя, ты узнаешь меня очень хорошо.

— Эрик, видит Бог, я не могу…

Он поймал Аманду за руку и резко притянул к себе. Она почувствовала напряжение его тела под халатом: ее шелковая рубашка создавала между ними преграду не более реальную, чем туман. Почувствовала его возбуждение, заглянула в его темные глаза и увидела в них серебристые искорки смеха. Он склонился к самым ее губам и прошептал:

— Ты можешь, любовь моя. Видит Бог, ты можешь. — Он поднял жену на руки. — И теперь, Аманда, если ты не возражаешь, я больше не стал бы поминать Бога в свою первую брачную ночь.

И Эрик бросил ее на прохладные простыни постели. Аманда попыталась приподняться, но услышала его смех, а затем почувствовала на себе вес его тела, вжимающего ее все глубже в мягкое ложе.

Она почувствовала легкость, словно ее погрузили в волшебные облака, и в то же мгновение все вокруг стало необыкновенно четким и осязаемым. Она ощущала течение реки, тепло огня и мерцающих свечей. А также жаркое мускулистое мужское тело сверху. Халат едва прикрывал его. Упершись руками в грудь Эрика, Аманда испытала невольное наслаждение от прикосновения кончиков пальцев к темным жестким волосам, от ощущения бугристых мышц под кожей. Подняв глаза, она увидела, что он улыбается. Нет — смеется!

— Не смей злорадствовать и насмехаться надо мной! — закричала она.