Огни на Эльбе - Мириам Георг

вопросов, должно быть, крутится в твоей голове: нет ли у меня темных секретов? вспыльчив ли я и брюзжу ли по утрам? не буду ли я требовать от тебя слишком многого? Но, Лили, ты ведь знаешь меня, меня настоящего. Когда мы будем жить вместе, ты станешь самой счастливой женщиной в Гамбурге!

Она снова не ответила, и пару минут они молча шли вдоль берега. Вдалеке можно было разглядеть смотрителя за лебедями и его неизменных белых спутников, преданно окруживших лодку. «На самом деле я тебя совсем не знаю», – подумала Лили, но вслух этого не сказала.

– Просто… В последнее время мы много обсуждали женский вопрос, особенно в связи с событиями в Англии. На курсах, – быстро добавила она, увидев, что Генри нахмурился. – И надо сказать, многие доводы женского движения кажутся мне убедительными. – Она быстро схватила его за руку. – Не пойми меня неправильно, я не сомневаюсь, что ты всегда будешь ко мне справедлив, Генри. Просто иногда я думаю… Нехорошо, что мужчине позволено так много, а женщине так мало! – выпалила она и замолчала, опасаясь его гнева.

Мгновение он раздумывал над ее словами.

– Теперь я, кажется, понимаю, о чем ты беспокоишься, – сказал он затем, и она вздохнула с облегчением.

– Правда?

Он улыбнулся ей.

– Конечно, милая. Ты права, мужчине даровано слишком много свобод, а женщине – слишком мало, особенно когда речь идет о делах, в которых мужчина совсем не разбирается. Но как я уже говорил, в хорошем браке это не приведет к неприятностям – ведь есть диалог. Хороший муж дарует своей жене права, в которых ей отказывает закон.

Лили не ответила, только принужденно улыбнулась. Он совсем не понял, что она хотела сказать. Девушка внезапно почувствовала себя усталой. Словно головная боль подкрадывалась к затылку.

– Мне слегка душно, может, вернемся и выпьем лимонада? – спросила она.

Генри кивнул.

– Я отвезу тебя на виллу, а потом мне нужно идти. Сегодня вечером у меня важная лекция об анестезии, не хочу ее пропустить.

Генри подождал, пока Лили зайдет в дом, а затем стукнул кулаком по стенке кареты.

– Трогай! – крикнул он.

И только когда они проехали по подъездной дорожке и свернули на Бельвю, Генри понял, насколько он был зол. Вот ведь идиотка! Что она там надумала себе – что будет решать за него? Что в браке они будут равны? Он не знал, откуда взялись у нее эти идеи, но решил, что стоит серьезно поговорить с ее отцом. И как ей только в голову пришли такие мысли? Наверняка от подружки, о которой она ему недавно рассказывала, от медички. Одна мысль о женщине-враче заставила его насмешливо улыбнуться. Ну, конечно. Она ведь из Англии. Лили больше не от кого было услышать эту суфражистскую чушь. Он покачал головой, гневно стиснув челюсти. Неважно. Он женится на ней, несмотря ни на что. А потом покончит с этими фантазиями. Но до тех пор придется разыгрывать терпение и понимание. Получить бы, наконец, лицензию. Только когда Генри станет врачом, кошелек отца снова будет для него открыт.

Союз двух семей имел огромное значение. В последние годы делу фон Каппельнов пришлось столкнуться с серьезными трудностями. Сначала затонул корабль, который не был должным образом застрахован, затем сгорел склад. Вдобавок сам Генри влез в долги из-за карточных проигрышей. Конечно, семья легко могла бы за него расплатиться, но он не мог снова просить отца о помощи. А за Лили дают приличное приданое. Была еще небольшая квартирка в городе, о которой не знал его отец.

Союз с крупнейшей судоходной компанией Гамбурга сулил бесчисленные выгоды. Генри не мог поддерживать свой привычный уровень жизни на одну только зарплату врача и все еще зависел от поддержки семьи. Кроме того, Лили была хорошенькой, ему нравились ее рыжие волосы и белая кожа. Он был влюблен в нее – по крайней мере, так ему казалось. Грудь у нее была маловата на его вкус, но ладно, нельзя иметь все и сразу. Зато он угадывал округлые бедра под ее многослойными юбками. Хотя здесь не скажешь наверняка – фасоны их платьев только для того и придуманы, чтобы вводить мужчин в заблуждение.

Впрочем, и это не важно – что она там прячет под своими юбками. Если не понравится, никто не заставит его смотреть лишний раз. Главное, что с ней не стыдно было показаться в свете. Генри хотел, чтобы Лили стала его женой – она и только она. Хотя строптивости девчонке не занимать. Ему всегда нравилось, что она обо всем имела собственное суждение и что в ней не было ни тщеславия, ни поверхностности, столь свойственных большинству женщин, которые были все равно что разряженные куколки. Но и впадать в другую крайность не следовало – ни в коем случае. Ему вдруг подумалось, что она осложнит ему жизнь, и, словно отгоняя от себя эту мысль, он тряхнул головой.

Следуя внезапному порыву, он снова постучал по стенке кареты, подавая сигнал кучеру:

– Герберт, мы едем в Санкт-Паули!

Лекция по анестезии была последним, чего он сейчас хотел.

* * *

Спустя полчаса Генри постучал в дверь небольшого жилого дома, и когда ему открыла удивленная Эленор, он все еще был взвинчен. Она только ахнула, когда он практически набросился на нее – прижал к стене и просунул руку под юбку, прошептав ей в волосы:

– Что, моя кошечка, соскучилась?

В ответ она набросилась на него с таким страстным поцелуем, что поранила ему губу. Генри вздрогнул, а затем усмехнулся.

– Ах ты потаскушка! – выдохнул он. А затем схватил ее на руки и понесся вверх по лестнице в спальню.

У женщин есть только одно место, подумал он, кидая ее на кровать. И это место под ним.

* * *

Полная яркая луна стояла над башней ратуши, чей острый шпиль словно рассекал ее пополам. На горизонте еще виднелись последние розовые отсветы заката, но в городских переулках уже сгущался мрак. Карета грохотала по асфальту, и высокие здания отражали эхом звук копыт, отчего казалось, будто перед ними бежит целый табун лошадей. Лили наклонилась вперед и поправила шляпу Михеля.

– Ты ведь знаешь, что ни в коем случае не должен ее снимать? – в который раз за вечер напомнила она, и мальчик серьезно кивнул. А затем снова посмотрел в окно широко распахнутыми, блестящими от любопытства глазами, одной рукой уцепившись за дверцу.

Сердце Лили болезненно сжалось при взгляде на младшего брата. Михелю почти никогда не позволяли выходить из дома. В последний раз он выезжал в город