Фата-моргана - Евгений Шкловский

Впрочем, в таких вполне невинных касаниях тоже есть своя прелесть и даже изысканность, но все это слишком отвлеченно и бесплотно, а Гарик любит земное и плотское: при его частых разъездах по городам и весям страны только это и дает возможность не чувствовать себя совсем уж неприкаянным и беспочвенным. Даже имея квартиру в центре столицы, от бесконечных разъездов чумеешь и теряешься в пространстве, а потом теряешь и самого себя.

Гарик заказывает еще кофе и коньяк, а Лоле (кажется, ее зовут именно так) мороженое, они вяло перекидываются мало значащими фразами – о погоде, необычной для мая жаре, странной (чего уж странного?) малолюдности в кафе, будто знакомы уже сто лет и переговорили обо всем на свете. Гарик держит руку Лизы (или Лолы?) близко к губам и даже касается ее, ощущая прохладную, чуть влажную гладкость кожи. Правда, делает он это, скорее, по инерции, а отчасти, впрочем, и по умыслу – как бы проверяя себя на возрастание влечения.

Ничего и в помине. Все замечательно, идеальный вариант, когда мужчине, только что познакомившемуся с привлекательной женщиной, ничего от нее не нужно. Ну совершенно ничего, разве что кроме ее присутствия (да и то небезусловно) – такие вот платонические, бескорыстные, чистые отношения, способные не только разочаровать, но и внушить некоторые подозрения относительно тайных намерений мужчины.

До этого, однако, не доходит – зевки Лолы и самого Гарика становятся все более продолжительными и звучными, весенняя дистония и кофе с коньяком (Лола тоже выпила рюмку) делают свое дело и, чтобы не заснуть окончательно, надо идти куда-то, надо двигаться, они выходят под палящее солнце на раскаленный асфальт и идут рядом. Гарик даже не берет Лолу за руку и тем более не обвивает ее за талию, что непременно бы сделал в обычной ситуации. Теперь же он опасается быть неверно понятым и даже побаивается приглашения в гости – на чай или послушать музыку. Зевота не отпускает ни его, ни его спутницу. Самое то было бы сейчас принять душ, включить вентилятор, выпить холодного пива, а потом прикорнуть на диванчике.

Забыться и уснуть.

Никогда еще Гарик, тридцатисемилетний жуир, не ощущал себя таким развалиной, как если бы ему было все восемьдесят или больше. Таким пассивным и скучным. Господи, что может подумать про него Лола, которой предложено было такое многообещающее начало?

Впрочем, она и сама сомлела – то ли от коньяка, то ли от все усиливающегося зноя и закручивающейся в воздухе пыли. Белые дома вокруг – как меловые отложения, как склоны известняковых карьеров. Между тем уж вечер и на улице становится многолюдней. Люди бегут от метро во дворы и исчезают в подъездах.

Рабочий день кончился. Время отдыха.

Они медленно бредут по длинной-длинной пыльной улице, которая ведет их не куда-нибудь, а к метро – малозаметный узкий лаз под землю с буквой М над ним. Возле входа Гарик записывает (непонятно зачем) Лолин телефон в записную книжку. Да-да, ему было очень приятно познакомиться, он ей скоро позвонит, и они непременно встретятся, непременно… Слово «непременно» Гарик пытается произнести с некоторым напором, но выходит все равно тягуче и необязательно, так что если Лола и не обижается, то только потому, что и сама пребывает в какой-то вязкой полудремоте. В завершении Гарик пытается неуклюже поцеловать Лолу, но вместо этого разражается таким сладким зевком, что ни о каком поцелуе речи уже быть не может (тревожная мысль: опоили их чем-то).

В метро он тоже дремлет или, точней, спит самым настоящим, крепчайшим сном, каким, может, не спал уже много лет. Это даже похоже не просто на сон, а на сонный обморок. Ему снятся пустыня, барханы, желтое солнце в черном небе (не исключено, что это луна)…

Просыпается он от того, что кто-то сильно и нетерпеливо треплет его за плечо – конечная. Надо выходить. Он и выходит, чуть пошатываясь, с трудом вспоминая, что же это такое с ним было и где.

Пустыня, одиночество, белые дома, славная девушка Лола (телефон в записной книжке)…

С ней приходится особенно бережно, то есть непонятно как. Если бы не знали ее уже столько лет, как будто она нам родственница, все могло бы быть проще, а тут…

Она же – с нами, но не одна, а как бы вместе с Львом, которого теперь нет и уже никогда не будет. Эта мысль кажется странной и совершенно не умещается в голове. Чтобы Льва, нашего палочки-выручалочки по части всяких автомобильных заковырок, великого инженера и вообще всяческого делателя (золотые руки), не было – нет, не умещается.

Бывало, не заводится после зимы авто или еще что – кому позвонить? Конечно, Льву. Ему не в лом вскочить в свою столетней давности «субару», им же и восстановленную, и тут же примчаться на помощь. Если кто-то совершенно чужой голосует на дороге, Лев всегда (всегда, даже если торопился) остановится, залезет под чужой капот – и машина, как правило, зафурычит. Ни разу не было случая, чтобы у него не получилось.

Каждый помнил какой-нибудь случай в этом роде, а то и не один… И все смеялись, когда кто-то рассказал, как на одном из международных ралли Льва приняли за генерала (именно генерала) КГБ: он-то был просто переводчиком, а когда один «джип» испортился и французский механик повернул свою бейсболку козырьком вбок, как делал обычно, когда возникала нерешаемая проблема, именно Лев сказал ему: все дело в масле, там столько-то стоксов, а надо бы столько-то… Или когда при переезде какой-то очень уж глубокой и грязной лужи заглохла другая машина, опять же он посоветовал просто промыть чистой водой что-то там – и все путем… Сразу завелось. Тут уж его повысили до майора. А когда на очередном привале он починил чью-то видеокамеру, тут, естественно, его ранг сразу вырос до полковника. Ну а когда ему пришлось в какой-то момент сесть за руль, то вдруг стало ясно, что этот переводчик еще и лучше всех водит, причем именно в экстремальном режиме, – тут уж никак не меньше генерала…

Вот такой он был, наш Лев!

Авто были его коньком. Авто и стали его роком.

Уклониться от неожиданно вылетевшей на встречную полосу «девятки» (одиннадцатый вечера, темно), лоб в лоб, и ему оказалось не по плечу, вот и все… Не важно, был ли за рулем «девятки» пьяный, просто ли заснул или отвалилось колесо – Льва больше не было. Пять трупов, даже сообщение в газете: одно колесо убило пятерых…

Среди них – он.

Холодный, какой-то особенно промозглый мартовский день, морг в подмосковном городке, неподалеку от того места, где все произошло, черные сугробы и сизое небо… Ужасная такая несправедливость, никто не хотел верить (и у Льва в гробу на лице словно несогласие), да и теперь, спустя почти год верится с трудом.

Человек умел в этой жизни все и был не только никому не в тягость, наоборот, скольких поддерживал, на его помощь всегда можно было рассчитывать, на кого-на кого, а на него можно было положиться.

В тот роковой вечер, когда он возвращался, у Галины сердце было не на месте. Она звонила ему по мобильнику, в последний раз он даже рассердился: ну что ты дергаешь? А потом прошел и час, и два, и три – он давно уже должен был приехать, она снова звонила, но мобильник молчал. Дочь успокаивала: ремонтируется, наверно…