Его считали подкаблучником - Владимир Колычев

– Да хотя бы тем, что зарплату платит он тебе, а не ты – ему.

– Он мне?

– А на чьи деньги, думаешь, твой Иваныч жирует?

– Можно сделать так, чтобы он на наши с тобой бабки жировал.

– Как это? – Алла хищно сощурилась.

– Да просто.

Он хотел рассказать, как будет убивать Мишу Жилкина, освобождать для себя место подле Аллы, но вдруг со стороны дома появились спецназовцы. Они стремительно приближались, глядя на него сквозь прорези прицелов.

Аллу эти ребята не тронули, а Филата уложили на пол и защелкнули на запястьях наручники. Как он теперь сможет раскрутить на любовь будущую богатую вдову?

Ствол боевой, но старый. «ТТ» времен Великой Отечественной войны. Радость поисковика. Пистолет был хорошо смазан, затворная рама перемещалась легко, механизмы работали, но чувствовалось, что железо долгое время пролежало в земле.

– Отличная штука, – заявил Савик.

– Работает?

– Спрашиваешь!

Никита вынул обойму, осмотрел патроны в ней. Вроде бы нормальные. Но это на вид. А как в действии будет – еще вопрос.

– Уверен?

Никита вставил обойму на место, передернул затвор, наставил ствол на дерево и нажал на спуск.

Грохот выстрела вонзился в уши, но парень все же разобрал слова, обращенные к нему.

– Совсем шизанулся? – бесновался Савик.

Но Никита не обращал на него никакого внимания. Он сунул пистолет под пижамную куртку, подошел к простреленному дереву, осмотрел свежее пулевое отверстие. Рабочий ствол, можно брать.

Горохов со своей командой напоминал лернейскую гидру, некогда побежденную Гераклом. Герой отрубал ей одну голову за другой, а они снова отрастали. Горохов закрыт, и все четыре его телохранителя в изоляторе. Обезглавлена гидра, но результата как не было, так и нет. Ее головы очень скоро отрастут. Всех на свободу выпустят, дело к этому идет.

Филатов сидел в развязной позе и с ехидной ухмылкой глядел на капитана Бойкова. Он как будто знал, что против него ничего нет.

– Какое покушение, начальник? О чем ты, родной? Я вчера весь вечер в доме у Жилкина провел.

– Кто это может подтвердить?

– Алла Ивановна.

– А если у нас нет основания верить ей?

– А ты знаешь, что такое видеокамеры? Эти штуки видят все там, куда смотрят. В доме они есть. Ты глянь, может, разберешься.

Дом действительно был оборудован системой видеонаблюдения, и Бойков мог просмотреть запись. Если Филатов куда-то отлучался вчера вечером, то это будет установлено и подтверждено. Если у него алиби, то к покушению на Архарова его не привяжешь. Значит, придется отпускать.

Может, зря Архаров прицепился к Горохову? Вдруг на нем нет никакой вины?

– Гляну, – сказал Бойков. – Обязательно посмотрю. А ты пока вспомни, где находился двадцать девятого июня, с тринадцати до пятнадцати часов.

– Как это где? В аэропорту я был. Мы Надымова с Порошиным встречали. Сколько раз можно говорить?

– А Тюленев сопровождал Горохова.

– Да, в стоматологию. Ты ничего не напутал, начальник. – Филат оскалился, немного подумал и добавил: – Да и мы ничего не напутаем.

– То есть не собьетесь с генеральной линии. Ты это хотел сказать?

– Какая генеральная линия? Что за дичь?

– Есть линия. И вы ее четко придерживаетесь, – невесело проговорил Бойков. – Но сколько ниточке… линии не виться, конец все равно будет.

Возможно, Паша и его шуты гороховые не имели отношения к убийству Дробова, но у Бойкова была своя генеральная линия, которую установил Архаров. Как бы ни терзали его сомнения, он будет придерживаться ее.

Допрос продолжался. Бойкова интересовало, чем занимался Филатов в то время, когда труп Дробова находился в сорок шестой квартире двадцать третьего дома по улице Свободы.

Сейчас хорошо бы пузо греть на тропическом солнце под шум волны. Лежать на горячем песке у голубой лагуны, ни о чем не думая. Но Жилкину приходилось убивать время в обычной двухкомнатной квартире. Заграничный паспорт дома, до него не добраться.

Да и нельзя уезжать. Нужно держать руку на пульсе событий. Горохову все равно, как идут дела на фирме, а для Михаила работа – это жизнь. Даша – ее частица. Она и делами ведает, и соскучиться не дает. А еще помогает избавиться от Горохова. Это будет глоток свежего воздуха, если Пашу закроют хотя бы на три года.

В дверь позвонили. Михаил вскочил с кресла, вышел в прихожую, посмотрел в дверной глазок. Даша пришла, дверь за ней затворена, можно открывать.

Он пропустил женщину, выглянул в тамбур и с нервной поспешностью захлопнул дверь.

– А чего ты небритый? – Она провела пальцами по его щеке.

– Да лень.

– Нельзя запускать себя.

– В гробу побреют.

– Ну и шуточки у тебя.

– Да настроение какое-то мрачное.

– Кто тебя еще порадует, как не любимая женщина? – Даша прижалась к нему и потерлась носом о его плечо.

– Что, Горохова осудили?

– Нет. Но все к этому идет.

– А дойдет?

– Дойдет. За Горохова и его людей взялись основательно. Телохранителей арестовали.

– Всех?

– Осталось только жену твою посадить.

– Ее-то за что? – Жилкин нахмурился.

– За аморалку!.. Твой дом с ОМОНом брали. Знаешь, чем твоя Алла занималась. С телохранителем Горохова пьянствовала. Он и она – больше никого. В баньку собирались.

Жилкин скривился, глядя на Дашу. Хорошая она женщина, но как только разговор заходит об Алле, начинает стервенеть. Впрочем, ее можно понять. К тому же Алла действительно не ангел.

Ну вот и все. Голова зажила, нос окреп, пора домой. Марина тоже почти выздоровела, но у нее процедуры, поэтому не выписывают. А Никита уже при полном параде. Сначала домой, а потом можно в ночной клуб рвануть и девчонку там снять.

А как же Марина? Да, она ему изменила, но ведь он же в ответе за нее. К тому же должен отомстить, прежде всего за себя. Не зря же Никита двадцать штук Савику отдал.

– О чем ты думаешь? – Марина озадаченно посмотрела ему в глаза.

– О нас.

Они стояли у больничных ворот. Он в своей одежде, она – в больничной.

– Если ты считаешь, что я навязываюсь… – Марина грустно вздохнула.

– Нет, это я навязываюсь. Ты Горохова любишь, а я тут липну к тебе.

– Не люблю я Горохова. – Марина мотнула головой. – Это было наваждение. Давай не будем о нем. И еще он Костю убил, – опустив голову, тихо сказала она. – Как я могу его простить?