Антикитерский механизм. Самое загадочное изобретение Античности - Джо Мерчант

К концу недели Мальцбендер и его коллеги засобирались домой, а в Тринге Роджер Хедленд и его группа все еще работали целыми днями напролет. К счастью, Фрит смог убедить упрямых музейных служащих дать им возможность еще некоторое время поработать с обломками в октябре. И команда X-Tek закрылась в исследовательской лаборатории. Запросы заказчиков оставались без внимания, компания теряла заказ за заказом. «Если Антикитерский проект не сработает, – думал Хедленд, – возвращаться будет некуда, от фирмы мало что останется».

Когда до срока осталась неделя, он запаниковал. Высоковольтный генератор не работал. Он должен был создавать напряжение 225 кВ – почти четверть миллиона, – но цепь регистрировала только жалкую десятую часть. В отчаянии инженеры отключили кабель от источника рентгеновских лучей и включили его, чтобы более тщательно проверить работу генератора. Отсоединенный кабель не слишком их беспокоил: 20 000 с чем-то вольт – это слишком мало для подобного оборудования и достаточно безопасно даже без изоляции.

Как бы не так! Раздался страшный треск, словно пистолетный выстрел, огромное пламя, чуть не полуметровой длины, сорвалось с конца кабеля. И в оглушающей тишине каждый, кто был там, задумался на мгновение о смерти – если бы кабель зацепил кого-то, мощности разряда хватило, чтобы убить. Но через несколько секунд Хедленд усмехнулся. Это значило, что генератор работает отлично. Кто-то включил в схему не то сопротивление, снижающее напряжение десятикратно.

К несчастью, разряд просто уничтожил компьютеры, с помощью которых осуществлялось управление установкой. Затем подошел второй дедлайн, когда грузовик для доставки оборудования в Афины уже был заказан. Группа X-Tek продолжала работать, и греку-водителю пришлось прождать в Тринге два дня, ночуя в кабине грузовика, пока они завершали восстановление системы.

Вечером второго дня работа была закончена. В огромном освинцованном корпусе находился источник рентгеновского излучения, самый маленький и самый мощный в мире. Хедленд назвал его BladeRunner («Бегущий по лезвию»), потому что турбинные лопатки, для тестирования которых он был предназначен, походили на лезвия.

Гордость за завершенное дело вскоре уступила место усталости. Потребовалось пара часов, чтобы упаковать установку, – фактически сделать вокруг корпуса ящик из фанеры, а потом рано утром погрузить его на грузовик. Один корпус весил девять тонн, и вилочный погрузчик, который они арендовали, не мог поднять такой груз, не опрокинувшись. Тонна свинца, закрепленная на задней стороне погрузчика как противовес, решила проблему, но теперь погрузчик не мог сдвинуться с места. Пришлось толкать его вторым погрузчиком. Разнообразные рентгеновские источники и детекторы добавили к общему весу еще пару тонн – и наконец грузовик отправился в Афины.

У водителя ушло пять дней на то, чтобы добраться туда, медленно двигаясь на юг через Италию к порту Бриндизи, а потом – паромом в Грецию. В это время Роджер Хедленд и Тони Фрит отправились по воздуху, чтобы встретить водителя на подъезде к Афинам. Грузовик был длиной 20 м – может, и не такой большой, как антикитерский корабль, но вскоре стало ясно, что он не вписывается в узкие афинские улочки. Ценное оборудование следовало переместить на грузовик меньшего размера. У них ушел целый день на то, чтобы найти компанию, располагающую вилочными погрузчиками, способными проделать это, и еще одна ночь ушла на такелажные работы.

На следующий день в сопровождении полицейского эскорта они без происшествий добрались до Национального археологического музея. Деревья, растущие перед нарядным белым зданием, отбрасывали в лучах утреннего солнца танцующие тени, но внимание Хедленда было полностью поглощено действиями бригады рабочих, которыми он руководил. Он чувствовал себя взволнованным отцом, когда обернутый в пластик контейнер вынули из грузовика и провезли сквозь черные железные ворота музея. К моменту, когда контейнер достиг пологого пандуса, ведущего в само здание, солнце было уже в зените. Понадобилось еще полдня и три вилочных погрузчика, соединенных вместе, – один толкал, а два – тянули, – чтобы поднять неимоверно тяжелый ящик вверх по пандусу. «Не так ли строились пирамиды?» – подумал Хедленд.

Остаток недели ушел на то, чтобы все подключить, отснять несколько обычных рентгеновских снимков и откалибровать систему. Все еще было на стадии прототипа, так что уйма отрезков проводов соединяла оборудование в контейнере с парой промышленных компьютеров, а столами служили упаковочные ящики. Остальное место занимали резервные генераторы, рентгеновские источники, коробки с запчастями, провода – все, что Хедленд додумался взять с собой на случай, если что-то вдруг откажет.

Одной из первых частей Антикитерского механизма, подвергнутой исследованию, стал почти разрушенный фрагмент D с его единственным зубчатым колесом. Он должен был обеспечить простую проверку компьютерного томографа. Установку включили, и конус невидимых лучей вырвался из источника, прошел сквозь фрагмент и достиг детектора. Чтобы не повредить фрагмент, его не устанавливали для каждого кадра, а закрепили на медленно вращающемся диске. Он делал один оборот в час – как минутная стрелка часов, а компьютер делал десять снимков на каждый градус – более 3000 на круг.

Когда круг был завершен, компьютеру потребовался почти час, чтобы перевести все данные в трехмерный формат. Наконец программист X-Tek Эндрю Рэмси вывел изображения на экран компьютера. За его спиной собралась целая толпа – Фрит, Хедленд, Муссас и любопытствующие сотрудники музея. Не было только Майка Эдмундса, оставшегося в Кардиффе.

И воцарилась тишина. Наружные съемки, сделанные группой Мальцбендера, поражали, но все знали, что для успеха проекта необходимо заглянуть внутрь, увидеть скрытую механику. Рэмси погружался в глубину обломка. Вначале они не видели ничего, кроме мути, но вот из тумана проступило блестящее зубчатое колесо, словно порывом ветра очищенное от серого песка. Все оказалось лучше, чем можно было надеяться. На одной его стороне были выцарапаны буквы «ME», как весть из прошлого, этакое «Я ЗДЕСЬ БЫЛ» двухтысячелетней давности.

И тут Фрит рассмеялся: «Отправьте кто-нибудь Майку сообщение, что мы нашли зубчатое колесо с его инициалами!»

После этого они исследовали все обломки, добрались и до крупнейшего фрагмента A с его примечательным четырехспицевым колесом, выяснили по ходу работы, как добиться от установки лучших результатов, и раз за разом, обнаруживая новые детали, приходили в настоящее волнение. Стало ясно, что внутри обломков почти не сохранилось нетронутой бронзы – об этом, если бы его спросили, им мог бы рассказать Майк Райт, в чьих руках 15 лет назад сломалась хрупкая зодиакальная шкала. Но в тот момент Райт находился в своей мастерской, готовясь тоже ехать в Афины и спешно добавляя последние штрихи к своей модели механизма.

Состояние обломков говорило о том, что плотных металлических деталей внутри куда меньше, чем предполагали, а потому они более прозрачны для радиации. А значит, изображения получались более четкими, чем надеялись ученые, с разрешением во многих случаях до тысячных долей миллиметра. Каждую сохранившуюся часть механизма – зубец ли, штифт или вал – можно было рассмотреть так ясно, что дух захватывало.