Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника - Владимир Медведев

– Ну, что делать, на всех не угодишь. Кто-то недоволен, а кто-то доволен. На Западе же ездят с женами.

Опять – «на Западе». Нельзя голодного и раздетого сравнивать с сытым и одетым. Там куда меньше проблем, и если президент едет куда-то – один ли, вдвоем, он решает конкретные проблемы.

Кстати сказать, Раиса Максимовна в поездках находила себе дела: встречалась с представителями местных фондов культуры, заходила в провинциальные музеи, в которых висели плакаты еще брежневских времен. Какие-то вопросы по линии Фонда культуры она через Михаила Сергеевича, несомненно, решала, надо отдать должное. Другое дело, что она уже свыклась с ролью «первой леди» еще задолго до Москвы – в Ставрополе, в другой роли себя давно не видела и от рядовых людей была так же далека, как и ее муж. Она ярко наряжалась, случалось, меняла наряды по пять раз в день (правда, в зарубежных поездках, но советские граждане наблюдали это по телевидению) и не понимала, что при пустых полках в магазине, на виду у полунищих соотечественников лучше одеваться просто, но со вкусом.

…И манера разговаривать с людьми – поучающе-покровительственная. Медленно, со значением выговаривая каждое слово, с длинными паузами между словами, словно еще более подчеркивая значение каждого звука. Словно говорила с собственным народом через переводчика:

– Я… Хочу… Поблагодарить… Вас…

Да сказала бы просто: ‘Спасибо».

Куда проще.

Не говорила – изрекала.

На Северном флоте «первая леди» вступила на подводную лодку, что вообще-то совершенно исключено по старому обычаю моряков-подводников. И тут виновато морское начальство, которое так услужливо расступилось.

Случалось, Раиса Максимовна не ездила – когда было не до торжественных встреч и парадных приветствий, как, например, в Башкирии. Под Уфой произошла утечка газа, он скопился в долине, и когда шел поезд – рвануло. Страшная оказалась картина… Так же не полетела она в Спитак после землетрясения. Это были трагедии истинно всенародные.

Время, когда я испытывал гордость за лидера страны, сменилось временем, когда мне пришлось испытать боль, горечь и стыд перед людьми.

Мы направились в Белоруссию, в край поистине замечательных людей – трудолюбивых и терпеливых. По всей стране – смута, стрельба, кровь, национальные конфликты. А тут – тихо. Торжественная встреча в Минске. Торжественный президиум на сцене за столом, покрытым красным кумачом. В президиуме – ответственные товарищи в добротных костюмах с депутатскими значками на лацканах. В зале – опытные партийные аппаратчики. Обстановка в точности, один к одному, напоминает прошлые «застойные» времена, которые так нещадно подвергает критике Горбачев.

А на дворе, между прочим, конец восьмидесятых. Уже страна в нищете и развале, уже просим мы взаймы денег у капиталистов, уже ездит Горбачев по Европе, по всему миру с протянутой рукой. Да что он – мы все, триста миллионов человек, повернувшись лицом на Запад, стоим с протянутой рукой. И капиталисты, в том числе и те, кого мы разбили в войну, шлют нам, нищим, консервы и колготки. Унизительно, но – берем. Стыдливо прячем глаза, но берем. А что в ответ?

В Минске, поднявшись на трибуну, Горбачев в очередной раз обрушивается на «так называемых демократов».

– Они отвергают социалистическую идею, выступают за капитализацию общества!

Вот так: просит милостыню и одновременно ругает тех, кто подает, – новый образ лицемерного нищего. Но, столько раз бывая в капиталистических странах, по сути, не выезжая оттуда, неужели наш вождь не увидел, не разглядел, как живут там люди. Неужели не знает, что оттуда к нам никто не рвется, а от нас туда – бегут десятки, даже сотни тысяч, а открой границу – побегут миллионы. Неужели не видит, по-школьному говоря, что там – хорошо, а здесь – плохо, и чем дальше, тем хуже.

Но это еще был не стыд. Стыд был потом.

Мы ездили по городам и весям Белоруссии. Обычные ритуальные вопросы высокого гостя, такие же ритуальные ответы. И в одном местечке женщина в окружении земляков осмелилась спросить о том, что волновало всю республику, весь СССР, весь мир. Она сказала долгожданному, дорогому, всесильному гостю о том, что земля в их районе заражена радиацией, что жить здесь нельзя, люди болеют и умирают.

Что же ответил Горбачев?

– Ну, знаете, это еще надо проверить, можно ли тут жить или нельзя.

Кажется, с людьми случился шок. Они-то думали, что Горбачев все знает, не на прогулку ехал сюда.

К нему, президенту, обращались люди, приговоренные к смерти.

Чернобыль был первой международной, вселенской ложью Горбачева, опаснейшей для всего человечества. Мы скрывали катастрофу сколько могли. Руководители Украины вывозили своих детей из Киева, а детей рядовых сограждан буквально через пять дней после аварии – 1 мая 1986 года – вывели на освещенную солнцем площадь Киева салютовать этим руководителям. Мы бы и скрыли, промолчали, если бы было возможно. Если бы не этот «проклятый Запад», который всегда нам так мешает проводить свою политику. Радиоактивные вещества были обнаружены далеко за пределами нашей страны, скрыть аварию оказалось невозможно, тогда мы стали изворачиваться и лгать…

Недовольство Горбачевым в народе зрело, нарастало, превращалось едва ли не во всеобщую озлобленность, которая принимала самые разные формы – от фашистских карикатур на него во время митингов и демонстраций, от гневных речей против него до разного рода провокаций и реальных угроз.

Находясь с визитом в Киеве, президент по своему обычаю, а точнее, по обычаю Раисы Максимовны показать себя народу, неожиданно для нас остановил машину и вышел на людную площадь. Охрана располагалась по боевому расписанию. Неожиданно с задних рядов в сторону президента полетел кейс. Офицер личной охраны Андрей Беликов на лету перехватил его, прижал к животу, склонился над ним, закрыв своим телом, и бросился в сторону от Горбачева. Андрей ожидал, что в чемодане – взрывчатка. К счастью, взрыва не последовало. Того, кто бросил, не нашли, мужчина исчез, как будто растворился. Допускаю, что это мог быть и отвлекающий маневр, а главная угроза таилась в другом источнике. Да и без всяких других угроз, если бы плотный кейс попал Горбачеву в голову, выходка бы оправдала себя – прежде всего политически, не говоря уж о травме.

Управление КГБ наградило Беликова ценным подарком. Охранник за спиной Горбачева сработал так чисто, что Михаил Сергеевич, увлеченный собственным красноречием, ничего не заметил.

Другой неприятнейший момент – во время демонстрации на Красной площади, когда мужчина выхватил из-под полы ружье. Охрана и тут сработала четко. И снова Горбачев, кроме какого-то короткого шевеления в толпе, ничего не заметил.

Подбирать охрану пришлось заново. С одной стороны, вроде бы проблем не должно было быть – руководство управления КГБ шло нам навстречу. С другой – Горбачев, бросив свою охрану, не удовлетворился и теми, кто их сменил, теперь появился я и вынужден был подбирать уже третью смену за короткий, чуть более месяца, период. Очень помог старший инструктор отделения КГБ Валерий Иванович Самойлов – каратист, обладатель черного пояса. Фанат своего дела, он сам разрабатывал программу подготовки личного состава охраны. Но мне нужны были не только спецы высшего класса, но и люди, воспитанные и закаленные нравственно, привлекательные внешне, один вид которых вызывал бы расположение Генерального.