Единственная - Стефани Лоуренс

– Совершенно верно, но не стоит делать преждевременные выводы. Николас очень старался быть общительным, несмотря на то что явно чем-то встревожен или расстроен, и все же не выделял ни одного из пятерых новичков: по-моему, он даже не заговорил с шевалье.

– Если они уже знакомы, вряд ли станут выставлять это напоказ, не так ли?

– Возможно, – кивнул Чарлз, стараясь отвлечь ее от неприятных мыслей. Пусть лучше сосредоточится на нем, на их отношениях!

Он молча привлек ее к себе. Прижался губами к губам.

Увидел, как коротко блеснули ее глаза, прежде чем опустились веки.

И продолжал поцелуй, пока губы ее не смягчились. Пока наслаждение не пронзило обоих.

Она попробовала воспротивиться, но тут же сдалась и обмякла. Он едва не застонал. Почему с ней все по-другому? Она единственная женщина, обладающая властью вызывать в нем боль желания, слабость и страсть, лишающие последних сил.

Лишающие способности устоять.

Он раздвинул языком ее губы, погрузился в горячую сладость рта. Сжал ее талию и усадил себе на колени.

Она прижала ладони к его плечам, стараясь выпрямиться. И когда он поднял голову, ее глаза широко распахнулись.

– Как насчет кучера?

– Он на козлах… и ничего не видит, – пробормотал он, прикусывая ее нижнюю губу. – Если не станешь визжать, он и не услышат.

– Визжать? Но почему…

Он провел руками от талии вверх.

– Чарлз…

Он завладел ее губами. Погладил большими пальцами тонкий шелк лифа, медленно обвел камешки сосков.

Взвесил в ладонях мягкую тяжесть грудей, ощутив, как они твердеют и набухают. Насладился сотрясшей ее дрожью, и их дыхание смешалось.

После долгих, изысканных, болезненно возбуждающих ласк он поднял голову и глубоко вздохнул. Ужасно жаль, что от Бренском-Холла до Уоллингема совсем близко.

Пенни по-прежнему трепетала, чувствуя стальную крепость и уверенность его пальцев. Она твердила себе, что это всего лишь поцелуй, нечто такое, чем можно безнаказанно наслаждаться. Но совсем забыла, что с ним это означает большее, гораздо большее.

Он нежно коснулся губами ее виска.

– Господи. Как же мне тебя не хватало!

В голосе звучало нескрываемое желание. Желание, эхом отозвавшееся в ней.

«Я тоже тосковала по тебе…»

Нет. Этого она ему не скажет. И все же она скучала по нему так отчаянно, что сама была поражена силой своей тоски. Она не сознавала… и только сейчас, когда он вернулся и снова целует ее, ощутила всю меру пустоты, бывшей ее спутницей долгие тринадцать лет.

Целых тринадцать.

Экипаж, покачиваясь, въехал в ворота Уоллингема. Чарлз вздохнул и снова усадил ее рядом.

Когда лошади остановились и лакей открыл дверцу, Чарлз спрыгнул на землю и снял ее с сиденья. Она ожидала, что он попрощается, возьмет коня и уедет домой. Но он повел ее на крыльцо и, поймав недоуменный взгляд, пробормотал:

– Хочу проверить, дома ли Николас.

Судя по словам Норриса, Николас уже удалился к себе. Чарлз пожал ей руку, отступил и отсалютовал.

– Увидимся позже.

Их глаза встретились. Он повернулся и исчез за садовой калиткой.

Она покачала головой, гадая, что означал этот последний взгляд, после чего отправилась в спальню, где уже ждала горничная Элл и. Пенни сняла платье, накинула пеньюар и села перед туалетным столиком. Горничная распустила ей волосы, и Пенни стала орудовать щеткой. Элли тем временем развешивала бальный туалет, чистила плащ и убирала в шкатулку с драгоценностями жемчужное колье и серьги.

– Доброй ночи, мисс. Приятных снов.

– Спасибо, Элли, – улыбнулась она. – Спокойной ночи.

Она продолжала водить щеткой по волосам, пока блестящие гладкие пряди не легли на плечи шелковистым покрывалом. Только после этого она вздохнула, встала и затушила свечи, стоявшие по обе стороны от зеркала. Легла в постель и погасила последнюю свечу. Мертвенно-белый лунный свет струился в окно.

Она устала и, наверное, поэтому никак не могла сосредоточиться. Хорошенько подумать о пятерых незнакомцах и о том, знал ли Николас Филиппа Жерона.

Сбросив пеньюар, она швырнула его к изножью кровати, откинула одеяло, подняла подол рубашки и встала коленом на белую простыню.

И тут ее ушей достиг слабый приглушенный щелчок.

Она повернула голову к двери… увидела, как она открывается.

Пенни раскрыла рот, но не издала ни звука. Ошеломленная, оцепеневшая, она уставилась на Чарлза, проскользнувшего внутрь, после чего засов двери опустился.

Он повернулся, увидел ее, кивнул и подошел к креслу у камина. Небрежно бросился в него, вытянул длинные ноги, скрестил их в щиколотках… Она растерянно заметила, что он успел переодеться и облачился в бриджи и сапоги. На шее свободно повязан платок, плечи обтягивает мягкая охотничья куртка.

Поднявшись, он вытащил из-под себя подушку, бросил на пол, повесил куртку на спинку кресла и снова развалился поудобнее.

Вспомнив, в каком положении он ее застал: поднятое голое колено, задранная рубашка, – и заодно его способность прекрасно видеть в темноте, она резко опустила ноги, одернула рубашку и потянулась было за пеньюаром. Но решила, что это слишком большая для него честь. А она не желала ему угождать.

Пенни решительно направилась к нему, но на всякий случай остановилась на безопасном расстоянии. В пяти футах.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? – прошипела она.

– Я же предупредил, что мы увидимся позже, – пожал он плечами.

– Я думала, ты имел в виду завтрашний день. И какое право ты имеешь являться в мою спальню?

– Я подумывал немного соснуть.

– Но не здесь же! И ты прекрасно это знаешь! Он долго разглядывал ее, прежде чем ответить:

– Не воображаешь же ты, что я позволю тебя провести ночь в одном доме с возможным убийцей и без всякой защиты?!

До сих пор ей это в голову не приходило, но… но, пожалуй, он прав. Однако…

Она стиснула кулаки и приготовилась к обороне.

– Это невозможно. Неприлично. И я прошу тебя уйти.

– Согласен, что это кресло вряд ли можно назвать удобной постелью, но мне приходилось спать в местах и похуже. Ничего, переживу.

Он откинул голову на подголовник кресла и прикрыл глаза.

– Где комната Николаса?

– В другом крыле. Тебе нельзя оставаться здесь. Если так уж хочется охранять меня, я запрусь, а ты уляжешься в соседней комнате.