Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

Он степенно поклонился, поднеся к лицу сложенные ладони, и Манилал проводил гостей и запер за ними дверь.

– Ты куда идешь? – подозрительно спросил Сарджи, когда Аш свернул в переулок, ведущий в противоположном направлении от квартала, где они снимали жилье.

– К Воротам сати. Мне надо посмотреть, каким путем они пойдут, по какой дороге. Я бы сделал это раньше, если бы не был уверен, что сиркар успеет вмешаться в дело, пока не поздно.

Переулок тянулся вдоль Рунг-Махала со стороны, где находился занан, и вскоре они подошли к узкому проему, прорубленному в толще дворцовой стены. Ворота были неприметными: они имели ширину, едва достаточную для двух человек, идущих плечом к плечу, и были украшены странным однообразным узором, состоявшим, как оказывалось при ближайшем рассмотрении, из отпечатков бесчисленных изящных ладоней – ладоней королев и наложниц, которые за долгие века прошли через эти ворота на своем пути к костру и святости.

Аш видел их еще во время предыдущего визита в Бхитхор и сейчас лишь скользнул по ним взглядом, проходя мимо. Его интересовали не сами ворота, а путь, которым процессия пойдет от них к погребальному костру. Площадка для сожжения находилась в отдалении от города, а поскольку городские ворота закрывались в час заката, нельзя было терять ни минуты, и он поторапливал Сарджи, быстро шагая вперед и запоминая все повороты и изгибы переулков, тянувшихся от Ворот сати Рунг-Махала до городских ворот Мори, ближайших к дворцу.

Через десять минут они вышли на открытую местность за городской чертой и зашагали по пыльной дороге, ведущей прямо в горы. Здесь не было домов или каких-то укрытий, но на дороге наблюдалось оживленное движение – в основном пешеходы, которые все направлялись в город. Вскоре Аш сказал:

– Где-то тут должна быть тропа, уводящая направо. В свое время я часто проезжал здесь, но ни разу не наведывался к мемориальным чаттри[14]и площадке для сожжения. Я тогда не думал, что…

Не закончив фразы, он остановил пастушонка, гнавшего стадо обратно в город, и спросил у него дорогу к площадке для сожжения.

– Вы имеете в виду Говидан? Вы что, нездешние, если не знаете, где находится площадка для сожжения ран? – спросил мальчишка, изумленно уставившись на них. – Это вон там, где чаттри. Вон они, виднеются над деревьями. Тропа прямо впереди, рукой подать. А вы что, святые люди? Или вы занимаетесь приготовлениями к сожжению раны? Да, это будет великий тамарш. Но ведь он еще не умер: когда он умрет, станут бить в гонги, и мой отец говорит, они будут слышны даже в Рам-Багхе, и тогда все…

Аш дал мальчишке ану и двинулся дальше, и через несколько минут они приблизились к месту, где от главной дороги отходила боковая, ведущая направо, в сторону озера. Тропу, как и дорогу, покрывал толстый слой пыли, но следов от тележных колес на ней не было. Однако совсем недавно по ней проезжала туда и обратно группа всадников: оставленные здесь отпечатки конских копыт замел бы даже легчайший ветерок.

– Они приезжали, чтобы выбрать место для погребального костра, – сказал Сарджи.

Аш молча кивнул, пристально глядя на темнеющие впереди деревья. В вечернем воздухе у него за спиной разносились неумолчные звуки: блеянье коз, мычание коров, резкие возгласы пастухов, голубиная воркотня, громкие крики перепелок, пронзительный скрип и погромыхивание телег, катящихся в сторону города. Приятные для слуха повседневные звуки, столь непохожие на оглушительный гул тесно сбившейся, воющей, жадно глазеющей толпы, которая слишком скоро соберется здесь, встанет сплошной живой стеной по обеим сторонам вот этой самой пыльной тропы…

Если он приедет сюда верхом, ему придется оставить Дагобаза на привязи где-то поодаль, потому что помимо великого множества зрителей, которые стекутся сюда наблюдать за кремацией, еще тысячи будут сопровождать похоронные носилки с эскортом, в толкотне и давке медленно двигаясь вперед приливной волной людского моря, неодолимой и ужасной. Нарисовав в воображении эту картину, Аш понял, что в данной ситуации единственным преимуществом для него будет анонимность. Никто не обратит на него внимания, если он присоединится к толпе. Он будет просто одним из многих, очередным зевакой, самым обыкновенным и ничем не примечательным – если только придет пешком. Всадник будет слишком бросаться в глаза, и к тому же Дагобаз не привык к таким шумным толпам и неизвестно как себя поведет.

– У нас ничего не получится, – пробормотал Сарджи, чьи мысли, очевидно, текли в том же направлении. – Если бы площадка для сожжения находилась по другую сторону от города, у нас еще был бы шанс. Но нам будет не скрыться отсюда, даже если мы сумеем пробиться через толпу: с одной стороны путь преграждают горы, с другой – озеро, а там, – он кивком указал на восток, – вообще нет никакой дороги. Значит, нам придется возвращаться к городу, и всем здесь будет об этом известно.

– Да, я знаю.

– Тогда что мы здесь делаем?

В голосе Сарджи слышались беспокойные нотки.

– Я хотел собственными глазами увидеть место, прежде чем принять решение. Я надеялся найти здесь что-нибудь… какую-нибудь особенность ландшафта, которой можно воспользоваться в своих интересах или которая наведет меня на какую-нибудь мысль. Не исключено, что мы еще найдем таковую. Если же нет, хуже нам не станет.

Следы лошадиных копыт обрывались на опушке густой рощи: здесь всадники оставили лошадей на привязи и двинулись дальше пешком. Аш и Сарджи прошли по тропе между тесными рядами деревьев и, снова выйдя на открытую местность, оказались на широкой площадке в центре своеобразного покинутого города – города из дворцов и храмов, расположенного посреди рощи.

Повсюду вокруг высились здания. Мемориальные чаттри. Огромные пустые символические гробницы, построенные из местного песчаника и украшенные восхитительной затейливой резьбой; иные имели высоту в три или четыре этажа, и их воздушные, крытые куполами павильоны со сквозными узорчатыми стенками поднимались один над другим подобием фантастического карточного домика, возвышаясь над верхушками деревьев.

Каждая чаттри была надгробным памятником одному из ран Бхитхора и стояла на месте, где сожгли его тело. И каждая, на манер храма, располагалась вокруг водоема или фасадом к нему, чтобы любой пришедший помолиться мог совершить ритуальное омовение. Судя по всему, люди редко сюда наведывались: водоемы с зеленой стоячей водой изобиловали водорослями и ильной рыбой, а многие чаттри лежали в руинах. Голуби, попугаи и совы свили гнезда в расселинах между камнями и среди источенного непогодой резного орнамента, украшающего цоколи, арки и купола; стайка обезьян прыгала по стенам, и в кронах деревьев гомонили, переругиваясь друг с другом, бесчисленные птицы, устраивающиеся на ночлег. Похоже, кроме птиц, обезьян и одинокого жреца, который читал молитвы, стоя по пояс в одном из водоемов, здесь не было ни души, и Аш осмотрелся по сторонам сосредоточенным взглядом генерала, составляющего план сражения.