Дорогие гости - Сара Уотерс

Вероятно, в полумраке Лилиане стало легче говорить. Раздавив в пепельнице окурок, она тихо продолжила:

– То, что ты мне тогда сказала…

– Мне следовало помалкивать. – Фрэнсис тоже смяла окурок и отодвинула пепельницу подальше.

– Но это правда, да? Про любовную связь с девушкой?

– Да.

– То есть мужчины не было?

– Не было. У меня никогда не было мужчины. Похоже, в моем организме нет… какого-то мужского микроба или что там требуется для того, чтобы интересоваться мужчинами. Моя бедная мать убеждена, что он дремлет где-то во мне, и прилагает все усилия, чтобы его разбудить – разве только не трясет меня, перевернув вверх ногами. Но…

– А с чего все началось? Как ты поняла?

– Я просто влюбилась. Как еще можно узнать про себя такое?

– Где вы впервые встретились?

– Мы с подругой? В Гайд-парке, во время войны. Я пошла туда с Ноэлем, послушать ораторов. Дело было перед самой мобилизацией, и один мужчина выступал против нее. Толпа орала, свистела, самые буйные чуть не с кулаками на него лезли – ужасное, позорное зрелище! Но там, среди неистовствующей толпы, спокойно ходила худенькая светловолосая девушка в бархатном шотландском берете, которая раздавала антивоенные листовки с таким видом, будто и бровью не повела бы, плюнь кто-нибудь ей в лицо… Я взяла листовку и пошла на митинг – родителям тогда наврала что-то, – и там снова столкнулась с ней. Она меня не помнила, а вот я ее помнила прекрасно. После митинга я проводила ее до дома – от Виктории аж до самого Аппер-Халловэя, причем по лютому холоду! Кажется, ко времени, когда мы подошли к Юстон-роуд, я уже начала в нее влюбляться. Мы стали друзьями. Она часто ночевала здесь, в одной постели со мной. И однажды занялась со мной любовью.

– И ты не была шокирована?

– Тем, что я вызываю у кого-то желание? Да, это меня потрясло.

– Я имела в виду другое.

– Знаю. Нет, меня ничего не шокировало. Поскольку это было совершенное счастье. В школьные годы у меня, как и у всех моих подруг, случались романтические отношения с одноклассницами: мы обменивались валентинками, писали друг дружке сонеты на глазах у классной наставницы… Но здесь все было совсем иначе: близость и интеллектуальная, и эмоциональная, и телесная. Настоящая, взрослая любовь. Да, мы считали себя взрослыми. Но ведь в войну все молодые люди повзрослели раньше срока, верно? Джон-Артур к тому времени уже погиб. Кристина – моя подруга – потеряла двоюродных братьев. Мы обе горели нетерпением. Ах, сколько энергии в нас было! Мы решили жить вместе – всерьез планировали. Тогда мы все делали всерьез. Кристина пошла на курсы машинописи и бухгалтерии. Мы присматривали жилье, копили деньги. Наши родители, разумеется, поначалу считали это обычным девичьим сумасбродством. Но потом перешли в наступление, и в результате все вылилось в одну бесконечную, изнурительную ссору: да как нам вообще взбрело в голову уйти из дома? как это будет выглядеть? мы слишком молоды; нас сочтут легкомысленными девицами, и ни один мужчина на нас не женится. Но даже семейные скандалы нас только подстегивали. Мы с Кристиной чувствовали себя членами какого-то нового общества! Все вокруг менялось – так почему бы и нам не измениться? Мы хотели сломать традицию, кастовые барьеры и все такое прочее. – Ощутив першение в горле, Фрэнсис умолкла и глотнула воды из стакана.

Лилиана не спускала с нее внимательных глаз:

– А что потом?

Фрэнсис со стуком поставила стакан на тумбочку:

– Потом у нас произошло столкновение с полицией – когда я швырялась туфлями в члена парламента. Отец пригрозился выгнать меня из дома, и я просто рассмеялась ему в лицо. Ну а мать… – Она глубоко вздохнула. – Мать перерыла все мои вещи, нашла письмо от Кристины и прочитала. Думаю, она давно уже подозревала, что в нашей с ней дружбе что-то неладно. Она явилась с ним к родителям Крисси, те обыскали ее комнату и нашли мои письма. Из них стало совершенно ясно, какие у нас отношения. В конечном счете всю вину взвалили на меня, поскольку я была постарше. Они решили, что я своего рода вамп…

– Вамп!

– Ну ты знаешь. Одна из женщин вроде неврастенических школьных учительниц и прочих подобных персонажей, каких описывают в бульварных романах. Родители уговаривали меня сходить к врачу – якобы затем, чтобы проверить гланды. Ох, даже сейчас подумать тошно! – Фрэнсис невольно содрогнулась, вспомнив сцену, похожую на видение из кошмарного сна: неподвижно застывший отец, холодное отвращение, написанное на его лице, бесконечно более страшное и оскорбительное, чем все вопли и угрозы, которые она постоянно слышала на протяжении двадцати лет. – Будь мы посмелее, – продолжила она, – у нас бы все получилось. Наверное, нам стоило попытаться. Мы могли улизнуть тихонько, по-воровски. Но мы решили действовать открыто. Тогда все говорили, что война вот-вот закончится, еще в этом году. И мы думали, что после войны все станет совсем иначе. Но пока мы ждали, погиб Ноэль. Восемнадцатого марта. Смерть Джона-Артура стала для меня жестоким ударом, но гибель Ноэля… не знаю даже. Отец превратился в инвалида. Мать какое-то время была в совершенно невменяемом состоянии. Слуги от нас ушли, мы сменили нескольких кухарок и поденщиц, одна другой хуже. Я решила, что проще самой заниматься хозяйством… Потом, в августе, умер отец, и тогда выяснилось, что у нас совсем нет денег. Новое общество, о котором мечтали мы с Крисси, стало казаться химерой. Наступило Перемирие – но что я могла поделать? Я не могла оставить мать одну после всего, что она пережила. Мы с ней никогда это не обсуждали, словом не обмолвились. Она знала, что значит для меня Крисси, но… нет, я не могла ее бросить. Я говорила себе то же самое, что говорили тебе твои родственники: миллионы мужчин погибли на войне, миллионы женщин лишились мужей, братьев, сыновей, надежд на счастье… и это всего лишь еще одна жертва, вот и все. Я считала, что совершаю мужественный поступок.

Лилиана потрясенно смотрела на нее.

– А что твоя подруга?

– О… – Фрэнсис отвела глаза в сторону. – Расставание далось нам обеим тяжело, и это еще мягко сказано. Но Кристина в конце концов наладила свою жизнь. Она перебралась с окраины в центр, как и планировала. Глядя на нее сейчас, никак не скажешь, что она выросла на улице под названием Хиллдроп-Виллаз.

– Она вышла замуж?

– Замуж? Нет! Если ты имеешь в виду – за мужчину. Она нашла другую подругу. Вернее, подруга нашла ее. Женщина более смелая, чем я, – ну или более безжалостная. Она порвала с семьей много лет назад и прекрасно без нее обходится. Школьная учительница, между прочим. Сама она мнит себя художником. Лепит грубые чашки и блюдца в своей мастерской в Пимлико. – Фрэнсис встретила взгляд Лилианы. – Я говорю о ней раздраженно, да? Признаться, я и впрямь немного раздражена. Не всегда легко навещать Кристину, видеть, как она живет, и сознавать, что эта вот жизнь предназначалась мне. Кстати, если бы не скверное самочувствие, я сейчас была бы у нее. Который час? – Она посмотрела на часы. – Да, уже добралась бы. – Она повернула голову к открытому окну и негромко крикнула: – Извини, Крисси! – Потом снова перевела глаза на Лилиану и проговорила сквозь зевоту: – По крайней мере, не доставлю ей лишних хлопот сегодня. Я сроду не встречала такой неряхи, как она.