Foxcraft. Книга 1. Зачарованные - Инбали Изерлес

– Мне и здесь хорошо.

Сделав еще шаг тяжелыми лапами, волк окончательно выбрался из тени. Его мех горел в лучах заходящего солнца. Желтые глаза выглядели впалыми, как светящиеся шары, окруженные штормовым небом. Он похудел еще сильнее, и это только подчеркивало его рост. Под клочковатой шкурой проступали изгибы и выпуклости его костей.

Я прижала уши, воздух с трудом проникал в мою грудь, но я твердо встретила взгляд желтых глаз волка.

– Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты.

Нос волка напрягся.

– Что это значит, лис-ка?

Его веселый тон охладил меня. Уши волка нетерпеливо двигались. Я искала какие-то намеки в выражении его морды, но ничего не нашла.

Я сглотнула, но продолжала смотреть ему в глаза, припоминая историю Сиффрина о собаке, волке и лисице.

– Разве не ты величайший из детей Канисты? Ты же самый крупный.

Волк взглянул сквозь решетку куда-то мимо меня, на красный закат. Я на мгновение обернулась, пытаясь понять, на что он уставился. Существа в логовах затихли. Бесшерстных нигде не было слышно, вокруг царила тишина сумерек, и еще снизу доносился тихий гул Путаницы. Красный закат был похож на рыжий хвост. Вместе с ним к горизонту опускались облака, как белые кончики лисьих хвостов. А над этим угасающим светом в темно-синее небо поднималась полная луна.

Я снова посмотрела на волка:

– Если поможешь мне, я выпущу тебя отсюда. Я знаю, как открывается эта дверь.

Взгляд волка на мгновение остановился на мне.

– Я тебе не верю, лис-ка. Если бы это было так просто, мы бы все были на свободе в Путанице. Вот только не все здесь жаждут свободы. Кому-то не нужно ничего, кроме хорошей еды каждый день и теплой постели.

Он вздрогнул, его глаза снова устремились к луне.

– Я знаю, как это сделать! – настойчиво повторила я. – Я наблюдала за бесшерстными.

– Хитрая лиса. Но это неважно. Я не договариваюсь с пожирателями крыс.

Мой хвост застыл. Невежественное, высокомерное существо… Мой нос стал горячим.

– Так ты не хочешь освободиться?

Он поднял длинную морду, наклонил голову набок. Его встрепанная шкура выглядела грязной, под подбородком повисли комья бежевого пуха, но голос волка прозвучал сильно и горделиво:

– Что такое свобода без чести?

Я едва поверила собственным ушам:

– Свобода – это солнце на твоих усах, это поиск собственной еды, это сон там, где тебе захочется, и ты никому ничем не обязан!

«Свобода, – подумала я, – это значит, что тебя не будут преследовать горестные крики других существ; ты не будешь заперт в клетке; ты не будешь трястись от ужаса, глядя на желтую дверь…»

– Существо, не знающее преданности, никогда этого не поймет. Ты даже не охотница!

Я тут же издала охотничье геканье.

– Да я две ночи назад поймала несколько мышей! – прорычала я, но волк все так же смотрел мимо меня, на луну.

– Мчаться как бишар – вот что такое настоящая охота, – прорычал он. – Нестись через замерзший мир, и чтобы сотня лап одновременно стучала по снегу, и метель била тебе в нос, и мороз кусал твое горло, и дух твоих предков подгонял тебя вперед… – Его огромные лапы сжимались и разжимались в неведомом мне ритме. – Как единое существо, как единое сердце, а копыта твоей жертвы колотят по тропе, словно гром… Риск безудержного движения; самопожертвование, чтобы всегда жил бишар… Никогда не умирающий. Никогда не забытый. Всегда живой в вое живых существ.

У основания моих ушей зашевелился мех, хотя воздух был совершенно спокоен.

Свет упал в глаза волка, последний отблеск горящего золота, когда солнце опустилось за горизонт.

– Сначала я звал их каждую ночь, надеясь, что услышу их голоса или почувствую на своей шкуре дыхание льда. Но больше я не вою.

Он опустил голову, повернулся и снова направился в темноту своего логова. Он даже не прикоснулся к мясу, оставленному ему бесшерстными.

– Погоди! – умоляюще вскрикнула я. – Пожалуйста, скажи, что тебе известно о Пайри? Он мой брат. Он все, что у меня есть!

Волк некоторое время молчал, чуть повернув голову, и я видела его длинную морду сбоку.

– Ты говорила и о других. Твой отец, твоя мать?

– Они мертвы, – ответила я надтреснутым голосом.

Какое-то время волк молчал. Его опущенный хвост чуть-чуть вздрагивал, как лист на слабом ветерке.

– Повтори-ка еще раз насчет того лиса…

Я откашлялась:

– Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты.

Хвост волка вздрогнул.

– Не могу понять, что это означает. Чьи это слова? Откуда ты знаешь, что они имеют отношение к твоему брату?

– Просто я так чувствую, – тихо ответила я. – Инстинктивно. – Я говорила едва слышно. Я понимала, как глупо все это звучит. – А слова эти сказала одна из лисьих Старейшин. Ты, наверное, не слышал о Старейшинах, но…

Волк снова двинулся в темноту, прочь с моих глаз.

– Ты пришла не туда, куда тебе нужно, – пробормотал он.

Я смотрела, как он исчезает в тенях. Мне хотелось, чтобы он вышел наружу, но в его логове было тихо. Тяжело ступая, я повернулась и посмотрела сквозь решетки на зеленое пространство. Последние отблески солнца исчезли. Лишь слабое свечение висело над коротко срезанной травой. Мне сдавило грудь, дышать стало трудно. Конечно, Пайри здесь не было. Я сама себя обманывала, позволяя надежде ослепить меня.

На меня обрушилась волна печали. Мне стало больно от горя. Мама, папа и бабушка… они были теперь за горизонтом, навсегда недостижимые. И Пайри был для меня потерян, нам обоим суждено отныне скитаться в одиночестве. Мои мысли вдруг споткнулись о Сиффрина и перепутались, когда я представила себе этого ярко-рыжего лиса. Он защищал меня, или, по крайней мере, так это выглядело, – но он и обманывал меня. Я уже не понимала, кто он таков, что он собой представляет, что ему нужно от меня. Но все равно оплакивала друга, которого вроде бы нашла.

Я глубоко вздохнула.

«Не доверяй никому, потому что у лис нет друзей».

У меня больше не было родных. Кроме Пайри.

Я посмотрела на луну, что держала под своей властью волка. Мир, описанный им, был таким далеким, непонятным, непохожим на Большую Путаницу.

Земля туманов и льда.

«Единое существо, единое сердце».

Я перевела взгляд с луны на мерцающие точки в темнеющем небе. Свет Канисты лился вниз, порождая во мне глубокое тепло.

Пайри быстро пробирался сквозь высокую спутанную траву. Это не было видением прошлого, это не была зеленая полоса нашей территории, окруженной высокими зданиями. Там, где бежал Пайри, трава уходила далеко вперед и ее разрезал блеск озер. Пайри облизнул пересохшие от жажды губы, но останавливаться ему было нельзя. Он должен был двигаться вперед.