Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест

взаимная несвобода церкви от государства и государства от церкви гарантирует достижение подлинной симфонии между ними». Но какой правитель сие стерпит? Дед твой Иван Васильевич не поддержал введённые митрополитом Феодосием дисциплинарные строгости, в результате которых многие члены клира лишились сана, а храмы стояли «без пения». Оттого Феодосий почёл за благо оставить московскую кафедру «по болезни», удалившись «на покой» в кремлёвский Чудов монастырь.

— Так и есть. Я был млад, а Макарий писал мне, грозя карой за нарушение такой симфонии: «Аще же и сам царь, нося багряницу и царский венец, надеяся благородству и саном гордящееся негодовати начнет нашего митрополичьего повеления и святым правилом не покоряющееся святых отец, дерзнет таковая сотворити, той… осужден будет, яко гласу Господню противятся».

— Вот! — ёдор поднял вверх указательный палец. — Пугает. Не след бояться их. Они сами тебя возвеличили, так и веди, государь, себя соответственно. Сам ему длань свою давай для поцелуя. У нас не Рим, чай, где короли папам руки и ноги целуют.

Фёдор вспомнил, что патриарха Никона называли — «господарь». В письмах называли и прилюдно — а потому сказал:

— Не может в государстве быть два господаря, или того, кто выше правителя. Тогда все лучшие люди уйдут к митрополиту в придворные служить.

— Да так и есть сейчас! — воскликнул царь-государь. — У него в постоянном войске тысяч пять служат. И вооружение, и сбруя, и кони ладные. Любо-дорого посмотреть. А мои выйдут… Срамота!

Царь махнул рукой и скривился.

— Кто во что горазд! Даже на стрельцов парадных кафтанов не хватает.

Фёдор понимающе покивал головой.

— Вот и я о том. Договаривайся с Макарием, чтобы он тебе денег дал на войну. Сие дело общее и не должно воинству разделяться. В армии всё должно быть единообразно. Вот пусть и раскошелится на твоих стрельцов.

Царь покрутил головой.

— Не согласится.

— А ты его прямо спроси: «Ты, Макарий, на чьей стороне? На моей, или на стороне ляхов? Ты не хочешь, чтобы мы победили? Воевать Полоцк надо, ибо нельзя оставлять Западную Двину литве да полякам. Вся торговля с 'ганзой» у них по реке идет. Денег, скажи, мне не хватает, а налагать ещё одно тягло на крестьян — не богоугодно. И сильно давить на него не надо. Откажет, так откажет. Посмотри на него укоризненно и Бог с ним. Но долг перед тобой у него останется. Моральный долг и чувство вины. А ещё потребуй у него предоставить отчёт о тех землях, что монастыри вернули в казну.

Фёдор позволил себе улыбнуться.

— Пусть так и пишет: 'Во исполнение решения стоглавого собора от семь тысяч пятьдесят восьмого года, тебе Великий Государь и Царь Всея Руси довожу до сведения, что монастырями Русской православной церкви возвращено в государеву казну столько-то четей земли, а именно: Монастырь Чудов — столько-то, монастырь… И так далее. Безо всякой воды и обращения к высшим силам, как они это любят излагать.

Иван Васильевич тоже разулыбался.

— Ловко ты словеса плетёшь, Федюня. Аж завидки берут.

— Грех это, завидовать, — снова улыбнулся царю «советник». — Ну а что? На соборе решили, что монастыри все земли, прибранные ими к рукам от царя Василия, вернули в казну. А воз и поныне там. Да мало того, ещё и приращивают. Давай опись их земель сделаем. Есть у меня людишки охочие и умелые до такого дела. Да и стрельцы кашу зря едят, да щи хлебают. Пущу их сначала по митрополичьим и монастырским землям, что вокруг Москвы. Да сам с ними прогуляюсь. А то засиделся здесь. От словес язык устал, а от мыслей голова пухнет. Прогуляться надобно.

— А поехали вместе? — вдруг возбудился царь. — Я тоже что-то в Москве засиделся.

— Так у тебя послов скопилось… И шведский, и польский, и датский, и от Тевтонского ордена. Все прибыли на разведку.

— Твои сыскари блюдут посольский люд?

— Да как же их блюсти, великий государь, когда их тысячи и расквартированы они по чужим дворам, а моих всего двадцать. Заставы усилены, так они и пешком уйдут с донесением. Лесами и полями. Смоленская дорога перекрыта, а вот на Новгород, ходи не тужи. Торговцы ездят. Вот с ними они донесения и пересылают, а потом морем. Одной рукой не закроешь голову и жопу, да и надо ли? Не наберёшь же «тайных» много тысяч, чтобы за каждым немцем поставить? Никакая казна не осилит. Пусть слухи передают, куда надо. И так все знают, что мы на войну готовимся. Только никто не знает, какая она будет и куда пойдёт твоя армия.

— А куда она пойдёт? — спросил царь Фёдора.

— Да ну тебя, государь. Не пугай меня. Ведь сговорились уже.

— Да ладно-ладно. Шуткую я. Надоело на твою постную физиономию смотреть и твои умные словеса слушать.

Царь высунул язык, скосил глаза и растопырил ладонями уши. Фёдор рассмеялся.

— Вот и ладно, — бодрым тоном сказал царь. — Значит порешали. Вместе поедем по весям.

* * *

День весеннего равноденствия праздновался в Москве бурно и назывался «Зимобором» и «Благовещением». По улицам дудели в дудки, бродили вприпрыжку размалёванные и ряженные скоморохи, водили медведя и торговали срезанным с него волосом, вещали о приходе весны и восхваляли Божью Матерь Открывающую землю.

По народным верованиям в этот день выходят из земли все укрывшиеся на зиму обитатели, все гады земные — змеи, лягушки, насекомые и т.п., а «щука хвостом лёд разбивает». Все они должны будут снова скрыться на Воздвижение1 или Усекновение.

В отличие от весеннего праздника на Воздвижение происходит битва между «честью» и «нечестью», поднимаются («воздвигаются») одни на другую две силы: правда и кривда, «свято» и «не свято». Побеждает Тьма, но гонит тьму Божий Крест. И в закрома, и в сусеки, и корове в ясли кладут крестьяне кресты, вырезанные из дерева, а то и просто ветки рябины крест-накрест. В старину на дверной притолоке, на воротах амбарных выжигали крестьяне кресты. Чтобы охранить и свой дом, и скотину, и собранный урожай от бед.

Всё это Попаданец узнал от царя, который, по просьбе «советника», издал специальный указ: «На день Благовещения скоморохов и медведеводителей не бити и из Москвы не гнати, шерстью медвежьей торговати разрешити, дудки не отбирати, медведям плясати и поминальные костры жечи не претити».

Эти «ати» и «ити» просто измучили Попаданца. Вот ведь какая удивительная ситуация: когда он был погружён