Рыцарь надежды - Кристина Додд

— Тогда я должна…

— Уортон уже забрал твои пожитки из монастыря и принес их сюда.

Она возмутилась от одной мысли, что Уортон своими грязными лапами дотрагивался до дорогих ее сердцу вещей, которые ей с таким трудом удалось сохранить с тех пор, как ее жизнь изменила течение. Некоторые вещи были действительно важными, и поэтому она уточнила:

— Он принес все?

— Все, что там было, — подтвердил Хью. — Хотя кое-что, я думаю, он мог бы и сжечь за ненадобностью.

Потрясенная, она приподнялась и села.

— Нет! Скажи, что это неправда!

Мужчины за столом дружно откашлялись, когда Хью ринулся вперед, чтобы прикрыть ее. Будто она и впрямь была такой глупой, чтобы показывать себя им всем! Она держала перед собой тонкое одеяло и с яростью смотрела на мужа, а он так же свирепо смотрел на нее. Дернув головой, он, не оглядываясь, приказал:

— Вон!

У нее неожиданно мелькнула мысль, что он имел в виду ее, но, загрохотав опрокинутыми лавками, мужчины спешно покинули шатер, опустив за собой клапан двери.

Сквозь щели в стыках стен пробивался слабый свет, но и его было достаточно, чтобы она отчетливо видела суровое выражение лица Хью.

— Ну, объясни мне, почему это я не мог сжечь ту кучу трогательного тряпья и изношенных одеял? И постарайся быть поубедительней!

Сказать ему? Нет, не стоит.

— Потому что это мое имущество, — ответила она твердо.

— Я твой муж, — возразил он. — Значит, это мое имущество. — Он медленно провел своим большим пальцем по линии ее ключиц. — Как и вы, моя леди Роксфорд.

Она узнала это выражение его лица. Сейчас оно было таким же, как и много раз прошлой ночью, до того, как свеча догорела и они остались в полной темноте. Эдлин поймала его руку, спускавшуюся к ее груди.

— Я полностью подчиняюсь твоим требованиям, как и должна поступать любая жена, и я, разумеется, выброшу большинство моих вещей, как потребует милорд. Я прошу разрешить мне оставить только две вещи, прежде чем ты сожжешь все остальное.

Его рука повернулась тыльной стороной вниз, и пальцы слегка пощекотали ее ладонь.

— Заставь меня.

— Заставить тебя?

— Увлеки меня, очаруй. Приведи меня в восторг. Сделай так, чтобы моим единственным желанием стало выполнять твои прихоти.

Ей никогда не нравились такие игры. Раньше она, быть может, и пошла бы на это, но лишь во имя высших надежд. Однажды она уже отдавала все, использовала все известные ей уловки и ухищрения, и, когда все заканчивалось, Робин превозносил ее и обещал исполнить ее просьбы, но потом забывал или отдавал предпочтение Другой, более искусной, а скорее просто новой для него любовнице. Нет, она не поддастся ни уговорам Хью, ни его запугиванию.

— Я не колдунья и не чародейка, — сказала она грубо.

— Нет, ты именно такая! — Он приблизился к ней, надавив на ее плечи, принуждая ее лечь.

Она уперлась руками сзади, не желая падать так же легко, как она это делала прошлой ночью. Слишком уж просто все удалось ему тогда, но он захватил ее врасплох. У нее давно не было любовника. Или, что обманывать себя, он был слишком хорош, чтобы ему сопротивляться?

Наградой за ее скованность послужил пожалованный поцелуй в плечо, которое он недавно ласкал.

— Видишь, как ты меня очаровываешь? — прошептал он. — Даже после такой ночи, как вчера, один только твой вид уже возбуждает меня.

Она попыталась внести прозаическую нотку в быстро накаляющуюся ситуацию:

— Очень скоро ты ко мне привыкнешь.

— Я?! — Он попытался сорвать с нее одеяло, но она не позволила. — У меня нет такого опыта. Неужели всем мужчинам быстро надоедают их невесты?

— Рано или поздно.

Она старалась быть как можно равнодушней, но его руки подкрадывались к ее спине. И как только пальцы его скользнули к корням волос у нее на затылке, она попыталась хотя бы не утратить ощущение реальности.

— Возможно, скоро. — Но произнесла она это со вздохом, позволяя ему опрокинуть себя на подушки.

— Тогда они перестают быть невестой и женихом. — Он тихонько массировал ее голову. — Становятся мужем и женой.

— Неверным мужем и надоевшей женой.

— Но не я и не ты, моя леди. — Он склонился над ней, его локти удобно устроились по обеим сторонам ее головы. Он доставлял ей удовольствие, медленно возбуждая ее расслабленное тело.

— Я дал тебе клятву верности и чести, а я всегда соблюдаю свои обеты.

Лежа с закрытыми глазами, она тихо рассмеялась.

— Ты мне не веришь? — В голосе Хью звучало сдержанное возмущение.

Его руки отпрянули от нее — в наказание, как она подумала. Эдлин постаралась запомнить то ощущение, которое только что утратила. Потом его руки возвратились, и пальцы вновь задвигались среди корней ее волос.

— Когда-нибудь тебе придется извиняться передо мной за это, — пообещал он.

— Ради всех святых, я надеюсь на это, — пробормотала она.

— Я не Робин Джэггер.

— Я это знаю, — равнодушно сказала Эдлин.

— И я не предам тебя с другой женщиной. Она не ответила, потому что не верила ему.

— Я не такой, как он, — настаивал Хью.

Резко поднявшись и сев в постели, она, полная гнева и ярости, оттолкнула его руки, отбросив пряди растрепавшихся волос.

— О, нет! Ты такой же. Такой же, как и он! Воин, идущий вперед, чтобы немедленно исправить все по его мнению неправильное, воевать с каждым неприятелем! — закричала Эдлин и вдруг поймала себя на том, что думает-то она вот что: «Сбрось с себя одежды и побыстрее» — таковы были ее мысли. Но она, конечно, оставила их при себе. Однако он каким-то образом уже успел раздеться, пока ее ласкал. Словно слушал не то, что Эдлин говорит, а то, что она думает.

— И ты закончишь свои дни так же, как и он, — завершила Эдлин свою гневную речь, ту, что произносила вслух.

— Я не буду повешен!

— Быть может, и нет, но ты либо умрешь, либо станешь полумертвым, когда тебя насадят на меч, либо повергнут наземь булавой, либо выбьют из седла дубиной, швырнув под копыта коней других рыцарей. Потом люди принесут тебя домой, ко мне, на щите. Я стану кричать и плакать, пока не потеряю голос. И снова останусь одна.

Он рассмеялся. О Боже! Этот смех!

— Меня не убьют. Лучшие воины уже много раз пытались сделать это, но я до сих пор жив. Так почему они должны справиться со мной теперь?

Он как последний дурак высмеивал ее гнев и страх. Она и раньше слышала подобную глупейшую браваду и ненавистную похвальбу, и вот снова! Она в который раз пыталась призвать к здравому смыслу то, что не может принять разумные доводы, — мужской ум.