Расследователь - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Тут, значит, быки оживились: а кто у тебя крыша? А у меня, Андрей, в кабинете икона висит. Большая икона, с Георгием Победоносцем. Один хороший человек подарил. Я на эту икону показываю: вот моя крыша. Быки оторопели. Не поняли они ничего… А я чувствую, что начинаю закипать, что злость во мне разгорается нехорошая и я могу их просто-напросто искалечить… Что-то они почувствовали… на свое счастье. Ладно, говорят, разберемся. И ушли. Я их еще до выхода проводил, раскланялся и сказал: мол, коли что не так, то вы уж простите ВЕЛИКОДУШНО. От таких слов они чуть с лестницы не скатились… А я у себя в кабинете сел. Сижу и думаю: да что же это такое Что же это за мразь? Противно мне — край! Бандиты, спортсмены… УРОДЫ! А ты говоришь: зачем мне это нужно?
— Понял, — сказал Обнорский. — Я все понял, Серега…
Посидели, помолчали… Потом Андрей спросил:
— Ты информацию качаешь, а потом что — в стол кладешь?
— По-всякому бывает. Иногда удается кое-что реализовать. Но в основном это касается рядовых быков… Отец для меня недосягаем. Потому и отдаю тебе — может, ты сумеешь?
— Я попробую. Но как ты сам понимаешь…
— Я все понимаю. Ну что, поехали за бумагами?
— Поехали.
* * *
Первый тревожный звонок от Повзло раздался под вечер в среду. Андрей сидел в номере, просматривал документы, которые передал Сергей. Часть бумаг большого интереса не представляла — газетные статьи о Матецком, написанные как его сторонниками, так и противниками. Полезной информации они несли немного.
Другая часть документов представляла несомненный интерес — в них описывался «бизнес» депутата в Крыму. Обнорский любил и умел работать с документами. Он сел к письменному столу, включил настольную лампу и взял в руку справку о покупке Матецким санатория в районе Ялты… В этот момент и позвонил Повзло.
Собственно говоря, перезванивались они ежедневно, но именно сегодня Колин голос насторожил Обнорского с первых секунд разговора.
— Коля, — сказал Обнорский, — что-то случилось, Коля?
— Нет, — сказал Повзло. — Ничего не случилось. Ты когда приедешь?
— Не знаю. Дня через три-четыре… А что?
— Ничего. Просто, понимаешь… — произнес Коля и умолк.
— Ну давай рожай, Николай Степаныч.
— Следят тут за нами. И вообще, мутно что-то.
— Та-ак… давно?
— Как ты уехал — так и началось, — ответил Повзло. Обнорский вспомнил, что еще накануне уловил в Колином голосе какие-то странные нотки, но не насторожился, не придал этому значения… Конечно, это можно списать на собственную усталость и головную боль… Конечно. Списать все можно. Но ребят сюда привез он. И отвечает за все тоже он.
— Рассказывай, — сказал Обнорский… Все можно списать на усталость, но если твои товарищи обеспокоены и «что-то мутное» вокруг них, ты несешь за них ответственность и еще вчера обязан был врубиться. И еще вчера обязан был об этом знать. Потому что, как сказал Соболев, «…расклады в этой игре идут такие, что козыри могут меняться».
— Рассказывай, Коля, — произнес Обнорский.
— Трудно рассказывать. Ситуевина совершенно непонятная ни мне, ни Родьке. Что-то варится, а что — непонятно.
— Интересное кино. Ну хоть факты изложи. Потом вместе будем соображать, что это означает.
— У нас сложилось впечатление, что за нами глаз смотрит…
— Да это я понял, — перебил Обнорский. — Факты-то каковы?
— Да фактов-то нет… Серьезных по крайней мере.
— А несерьезных? — уже раздражаясь, спросил Андрей.
— Два дня подряд к нам без вызова приходят. Вчера — сантехник, сегодня — «скорая»… А мы не вызывали.
— Любопытно. И это все?
— Не совсем, — вяло сказал Коля. — Когда я встречал Родиона в Борисполе, на трассе меня тормознул гаишник, очень долго проверял документы.
— Ну и что?
— Да, в общем, ничего… имеет право. Но он и у Родьки проверил документы. Скажи мне: на кой ляд у пассажира проверять?
Обнорский испытал облегчение: ну ни хрена себе — слежка! Ну ни хрена себе «мутное заваривается»! Ребята, вы чего?
— Слушай, Николай Степаныч, — сказал Андрей, — вы чего там — бухаете с Родионом Андреичем? После крутой пьянки — по себе знаю — давит депрессняк и все чего-то нехорошее чудится…
— Андрюхин! Мы не бухаем. Но у нас… у обоих — заметь!… у нас складывается впечатление, что вокруг как-то нечисто.
— Креститься надо, голуби, — сказал Андрей. Повзло промолчал, и Обнорский уже серьезно продолжил:
— Да вы чего, мужики? Возьмите себя в руки. Это ж бред какой-то… сантехник, гаишник… «скорая». Ерунда все это. Даже слышать этого не хочу. Рассказывай, Коля, по существу дела.
Коля рассказал «по существу дела». Кажется, он несколько успокоился. Обнорский тоже расслабился… а зря.
В Киев он прилетел через день. Сергей предложил ему взять с собой документы, которые могут представлять интерес. Обнорский взял часть бумаг, от другой категорически отказался.
— Спасибо, Серега, — сказал он. — Не хочу тащить с собой копии документов с грифом «совершенно секретно». Сам подумай: я иностранный подданный… Коснись чего — у меня вдруг обнаружат такие интересные бумажки. Нормально это?
Сергей рассмеялся и сказал:
— Шпионаж все равно не пришьют… Но — смотри сам.
— Спасибо. За информацию спасибо. Если бы мне пришлось самому копать — я бы и за год столько не накопал.
— Да брось ты… Невелика помощь-то. А тебе пригодится то, что я тебе дал?
— Не знаю, — честно сказал Обнорский.
— Ну бывай… Соберешься в Крым — звони.
Они попрощались, обменялись номерами телефонов, и машина умчала Обнорского в аэропорт. По дороге он думал об этом загадочном руководителе союза «афганцев»… Кто он? Откуда он черпает информацию? Как ее реализовывает?
Ответа не было.
Спустя три часа, после двухчасовой утомительной болтанки в «АН-24», Андрей прилетел в киевский аэропорт Жуляны. Он ничего не стал сообщать Повзло и Каширину о своем прилете, взял в аэропорту такси и за пятьдесят гривен быстро добрался до центра… Сидя на переднем сиденье старенького «жигуленка», Андрей некоторое время размышлял, куда ехать: к Галине или к ребятам, в «штаб-квартиру»? Решил, что сначала к ребятам.
Водитель остановил машину на углу Крещатика и Тараса Шевченко, Обнорский вышел. В Киеве было даже теплей, чем в южном Симферополе, шел дождь.
Андрей поднял воротник, посмотрел поверх головы памятника Ленину на окна квартиры. В одном из них горел свет. Значит, дома инвестигейторы.
Обнорский перебежал бульвар, вошел в темный подъезд и поднялся в лифте на пятый этаж. Нажал кнопку звонка… Из озорства закрыл дверной глазок пальцем. В квартире было тихо. Обнорский подождал несколько секунд и повторил звонок.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!