Невидимая смерть - Евгений Федоровский

– Да ни в какой я помощи не нуждаюсь! – отвечал Павел, веселея от внезапно пришедшей в голову присказки: «Волк коню не товарищ, медведь корове не брат».

На звонок из приемной генерала Воробьева опять же отозвался Шоршнев. Выведать у адъютанта причину вызова Клевцова он не смог. Адъютант лишь сказал, что прием назначен на пятнадцать часов и записал фамилию принявшего телефонограмму. Шоршнев бросился в партком к Севрикову, с возмущением воскликнул:

– Опять Клевцов мутит воду! Добрался аж до начальника инженерных войск! Всё ему неймется!

– Откуда тебе это известно? – спросил Севриков.

– Только что звонили из приемной!

– Я спрашиваю, откуда тебе известно, что мутит? – посуровел секретарь.

– А чем же он занимается еще?!

– Делом, – Севриков вплотную приблизился к Шоршиеву. – Не время, брат, склоки разводить. Пойми ты меня правильно.

– Все равно остаюсь при своем мнении, – проговорил Шоршнев, привыкший пользоваться мягкотелостью, точнее деликатностью секретаря. – С партийной точки зрения…

Тут Севриков не выдержал:

– Хватит, Семен Ильич! Накричались, наклялись! Работай сам и другим не мешай!

Выйдя из кабинета секретаря, Шоршнев некоторое время стоял в нерешительности, соображал, когда лучше сообщить о вызове – перед самым приемом или сейчас? Потом неслышно двинулся к аудитории, где со слушателями занимался Клевцов. Через плотно закрытую дверь все же можно было расслышать голоса. Говорили о системах самоликвидаторов, делах сугубо специальных, не предосудительных. Решив, что лучше о вызове сказать сейчас, он властно постучал в дверь.

Слушатели сидели не за столами, а окружали верстак, на котором были разложены детальки самоликвидаторов. Клевцов запачканными маслом пальцами собирал и разбирал их, показывая хитрые уловки неизвлекаемости и необезвреживаемости.

– Прошу на минуту! – Шоршнев кивнул в сторону коридора. Павел вытер руки, приказал старшему курса продолжать занятия и вышел следом. С видом человека, знающего все секреты, Семен Ильич произнес:

– Ну, вот и дождался…

– Кого или чего?

– В три сегодня приказано быть у Воробьева, – Шоршнев впился глазами в Клевцова, стараясь угадать, какое впечатление произвела эта новость. Ни радости, ни растерянности он не увидел. Клевцов посмотрел на часы, ответил буднично:

– Время есть, успею закончить урок и пообедать.

– И ты не знаешь, зачем понадобился Воробьеву?! – округлил глаза Шоршнев, на миг опешив.

– Догадываюсь, – ответил Павел и пошел в аудиторию. Побелевшими от гнева глазами Шоршнев уперся ему в спину, смятенно подумал: «Почему, почему мне так ненавистен этот человек?»

Перед тем как отправиться на прием, Павел разыскал Ростовского. Порядок требовал, чтобы при разговоре присутствовал и непосредственный начальник. Однако Георгий Иосифович знал, что Воробьеву чуждо показное служебное рвение. Свое присутствие посчитал необязательным, сказал просто:

– Генерал вас помнит и в курсе. Не старайтесь его убеждать.

Адъютант Воробьева, взглянув на большие настенные часы, предупредил:

– Рассчитывайте на десять минут.

Клевцов шагнул в кабинет, сдержанно отрапортовал о прибытии. Михаил Петрович сразу перешел к делу:

– Идея противоминного танкового трала одобрена. Поезжайте на завод «Красный пролетарий», директор знает меня, когда-то вместе воевали. Он поможет.

Воробьев извлек из стола заранее отпечатанное письмо, поставил свою подпись, менее официально добавил:

– Спешите, товарищ Клевцов. Скоро, надеюсь, подойдет время действовать и вашим тралам.

Станкостроительный завод «Красный пролетарий», бывшее предприятие братьев Бромлей, помимо основной работы с началом войны стал выпускать артиллерийские боеприпасы. Когда-то широкие светлые окна теперь были замазаны черной краской, оклеены бумажными полосами. На крыше стояли зенитные пулеметы. Не раз взрывная волна выбивала стекла, рабочие с бранью гасили свет и продолжали работать в темноте, если это позволяло. Работали в основном женщины, дети, старики, инвалиды. Они осваивали новую в ту пору штуку – поток. Правда, изделия еще не подавались прямо к станку, они лежали в проплывающей мимо люльке, болванку надо было выносить на руках, закреплять, обрабатывать и относить обратно в люльку. Никто не подсчитывал, сколько штук за смену перетаскивали мальчишка или женщина. Но если бы подсчитать, то получилось бы несколько тонн. К концу работы поток выматывал последние силы, смертельная усталость валила с ног.

Когда Павел пришел на завод, рабочие бились над реактивным снарядом, обозначенном номером «14-130». Фронтовики за оглушающий громовой бас прозвали его «Андрюшей». Родной, но более грозный брат «Катюши» представлял собой яйцевидный снаряд с трубой-движителем и стабилизатором. Глубокая высадка из десятимиллиметрового листа как раз и не получалась. Деталь выходила из-под пресса гофрированной и шла в брак. Кузнецы никак не могли придать металлу гладкую форму. А без нее не выходило снаряда. Ведь именно к этому «яйцу» приваривалась труба, начинялась твердым топливом – все вместе составляло того самого «Андрюшу», который приводил немцев в трепет.

Получив разрешение директора на посещение цехов, чтобы самому решить, где можно делать опытный трал, Павел с разочарованием отметил – строить негде. Всюду шла горячка, всюду бились над своими проблемами, и не оставалось никаких резервов ни во времени, ни в материалах, ни в станках, ни в рабочих, наконец. Митингом, как получилось во время финской войны, тут никого не проймешь – рабочие и так выкладывались без остатка. Искать место на других заводах тоже бессмысленно – там было не легче. Да и снова придется обращаться к высокому начальству, чего делать никак не хотелось. Здесь хоть директор отнесся по-человечески, уважал генерала Воробьева, готов был помочь, но не знал, каким образом. Директор как думал? Пусть свежий глаз найдет лазейку, чтобы вклиниться в потоки цехов, не нарушая основного ритма и не срывая плана. «Свежий глаз» такой лазейки не обнаружил и не нашел человека, как когда-то Семена Семеновича Евтеева, благодаря которому был сделан первый трал. Конечно, надо начинать с кузнечного цеха, но как раз там-то и лихорадило больше всего из-за снаряда «14-130».

Павел вернулся в кузнечный цех, остановился перед прессом. Около него толпились рабочие, цеховое начальство. Высадка из листа выходила с перекосом. Ясно, что такой снаряд уводило бы от цели на много километров. Обросший пегой щетиной начальник цеха по фамилии Александров сильно нервничал, курил одну самокрутку за другой.

– Не получается яйца, будь оно проклято! – сказал он, отходя.

Давным-давно, когда Павел проходил студенческую практику на Коломенском паровозостроительном заводе, зачем-то понадобилось делать подобную форму и, помнится, он нашел остроумный выход: прессовать две половинки, а потом их сваривать. Может, и тут предложить этот метод? Павел спросил: