Мудрец_05 - Екатерина Соболь

Когда он снова открыл глаза, голосов вокруг стало еще больше: они возмущенно перекрывали друг друга, и Паша сразу узнал Сергея:

— …Я их задержал! Они воры! Я пытался…

— Да это же ребенок! — визжала какая-то женщина.

Паша слабо улыбнулся. Бесконечную неделю назад, еще в Москве, Илья сказал: «Подростки никому не нравятся». Но он ошибся: почти все, кого они встретили, помогали им. Нормальные взрослые не любят, когда детям причиняют вред, даже если детям уже тринадцать. Паша на то и надеялся, что Сергей выйдет из себя и бросится на него, забыв про людей на террасе, а они прибегут на шум и увидят, какой он на самом деле.

Ему было так тепло и уютно, что он не сразу понял, что уже не лежит, а сидит, прижимаясь лицом к истертой оранжевой майке. Сердце под ней колотилось с бешеной скоростью, и Паше захотелось сказать: «Успокойся, все будет хорошо».

— Я его засужу. Я… Господи, да где эта скорая, они откуда едут? Я его засужу, — монотонно повторял отец, прижимая к себе его голову. — Я его по судам затаскаю.

Даже сейчас он не говорил: «Я ему врежу». Отец всегда решал проблемы цивилизованно, и это было так знакомо, что Паша хрипло, напополам с кашлем, засмеялся. А потом раздался еще один знакомый голос:

— Сережа?

Паша заерзал, стараясь не опускать голову, иначе кровь из разбитого носа текла быстрее.

— Не двигайся. Не шевелись, — отрывисто произнес отец, но он уже повернулся на другой бок и увидел, что старушка наконец дошла к ним от дома. Варя тянула ее за руку и, захлебываясь слезами, бормотала:

— Это папа хотел украсть картину, а не они! Он сказал, что будет хранить ее, пока ты не умрешь, а уж тогда продаст!

Старушка ее будто не слышала — она смотрела только на сына.

— Сережа, да что ты? — растерянно начала она. — Ты…

— И кому ты поверишь, мне или им? — процедил Сергей. Он уже взял себя в руки. — Вот, мой шофер тоже пытался их задержать и все подтвердит.

Паша замер. У него ужасно болела голова, пересохло во рту, хотелось спать, но он не мог закрыть глаза. Не сейчас. Морж стоял неподалеку и явно не знал, что делать. Сергей сверлил его взглядом, и было ясно: если Морж не скажет то, чего от него ждут, ему конец. Повисло такое молчание, что Паша услышал, как в лесу стрекочут насекомые.

— Он врет, — ровным голосом сказал Морж. — Я не хочу, чтоб он со своими деньгами выкрутился, а меня посадили. Я на него давно работаю и делал для него много незаконных вещей, но это… До такого еще не доходило. Он велел мне убить этого человека, а сам хотел избавиться от детей. Я бы не смог, а он… Он смог бы.

Сергей медленно повернулся к нему:

— Ты ведь понимаешь, что сейчас сказал?

Морж не ответил. Он понимал. Гости загалдели, а потом из общего гула выделился один голос — скрипучий, надтреснутый, будто за минуту постаревший на десять лет.

— Ты меня убил, — тихо сказала старушка.

У Сергея дернулась нижняя челюсть, и лицо на мгновение стало беспомощным, почти детским.

— Мам… — начал он, но она развернулась и побрела к дому.

Варя по-прежнему хваталась за нее, а старушка, кажется, и не замечала этого.

Сергей смотрел им вслед так, будто хотел, чтобы их фигуры навечно выжгло у него перед глазами. Затем поправил часы на руке и выпрямился.

— Это бред какой-то, — пробормотал он, вышел за ворота и с пустым лицом пошел к своей машине. Паша сонно обнял отца за шею. Он устал.

— В жизни не думал, что дети на такое способны, — Морж опустился на корточки напротив него, упираясь одним коленом в землю. Пашин отец, услышав голос Моржа у себя за спиной, дернулся всем телом и попытался повернуть голову, но Паша еще крепче обхватил его за шею.

— Спасибо вам, — выдохнул Паша. Получилось что-то булькающее и смазанное. Губы были мокрые и скользкие, но Морж, кажется, понял.

— Он сбежит, пока никто ни в чем не разобрался, — негромко сказал он. — Собой я тоже не горжусь. Пять лет отсидел за грабеж, а когда вышел, думал, что завяжу. Вот только на работу меня никто не брал. А он взял. Но теперь хватит, пора заняться чем-нибудь нормальным. Надоело, — Морж помолчал. — Никогда не хотел детей заводить. Думал, от них одни проблемы.

Он криво улыбнулся, хлопнул Пашу по плечу и встал. Какие-то люди тут же подскочили к нему, о чем-то начали спрашивать, но Морж качнул головой и пошел прочь, в темноту — где-то там стояла его машина, и Паша мысленно пожелал ему удачи, а вслух только жалко, мокро закашлялся.

— Если скорая через две минуты не приедет, я и их засужу, — звенящим голосом сказал Пашин отец.

Тут заговорил Илья. Он по-прежнему сидел на траве, сцепив руки на затылке и раскачиваясь из стороны в сторону. Хотя бы ругаться перестал.

— Мне теперь до пенсии будет чего пацанам во дворе рассказывать. Я думал, ты реально ее разорвал.

Паша наконец опустил глаза на картину, лежавшую рядом с Ильей. У самого края была оторвана длинная тонкая полоса — она печально свисала вниз. Вытянув руку, Паша бережно приложил ее обратно. Когда подклеят, будет незаметно.

— Был такой жуткий треск! Я решил, будто ты ее напополам, — повторял Илья, как заведенный. — Темно ведь, и этот мужик тоже не разобрал, да?

— Я уж думал, до тебя не дойдет, — прохрипел Паша и поморщился от яркого синего света.

Перед воротами остановилась скорая помощь, и он хотел сказать, что с ним и так все в порядке, но, попытавшись встать, передумал.

— Не шевелись, — отец крепче прижал свою ладонь ему между лопаток. — Тихо, лежи.

— Да вы не переживайте, у него голова крепкая, как этот… кокос, — сказал Илья, и на его лице вдруг проступило какое-то понимание. — Ой. Я вас по-другому себе представлял. Вы чего, тот самый папаша, которого мы искали?

— Доброе утро, тормоз, — слабо пробормотал Паша и закрыл глаза.

Он проснулся от яркого света, шума листьев и настойчивого пения птиц. Приподнявшись на локте, Паша посмотрел в окно: деревья колыхались под ветром, мягко стуча ветками о подоконник. Он перевел взгляд на часы, громко тикавшие на столе: полвосьмого. Вчерашний доктор велел больше спать, но, как назло, не хотелось, и он с трудом, морщась, встал с продавленного дивана.

Накануне вечером они провели в больнице часа два: Пашу таскали из кабинета в кабинет, а отец что-то складно врал про то, почему его сын в таком виде, а он сам — без документов.

— Крепкие все-таки существа — дети, — глядя на рентгеновские снимки, протянул сонный врач ночной смены. — Даже сотрясения нет. Ушиб на ноге сильный, но трещин в костях тоже нет. А лицо быстро заживет. Выглядит, конечно, плоховато, но бывает и хуже. Вот, например, привезли недавно одного парня…