1000 белых женщин. Дневники Мэй Додд - Джим Фергюс

– Сегодня, моя красавица.

Все тут же захотели еще по глотку, но семинол только посмеялся и сказал, что первый был по дружбе, но за остальное придется заплатить.

До этого мне ни разу не доводилось видеть такой быстрой перемены в мужчинах. На этот счет капитан Бёрк тоже был прав – виски порабощает туземцев, и, к сожалению, в них нет сил сопротивляться. Многие слегка захмелели уже после первого, бесплатного, глотка, и немедленно стали агрессивными и воинственными. Я снова заявила мужу, что не намерена тут оставаться и возвращаюсь в наш вигвам; меня не волновало, закончили они курить трубки или нет, и я стала пробираться к выходу. Мужчины тут же неодобрительно затянули буи, а Маленький Волк, в необычной для него грубой манере, ухватил меня за лодыжку и притянул обратно. Все мужчины нашли это забавным и буквально затряслись от смеха.

Но Маленький Волк смотрел на меня так, как никогда не смотрел раньше – столь злобно, что у меня похолодело внутри. Внезапно я поняла, что я совершенно не знаю этого человека. Вырвавшись, я быстро выскочила из вигвама, и побежала домой.

Вскоре зазвучала музыка – но звучание у нее было другое, странная какофония. До нас стали доноситься всевозможные крики и ругань. Старая карга, жившая с нами в вигваме, по имени Кривой-Нос, посмотрела на меня, покачала головой и сказала «ве’хо’е’тапе». И сделала рукой знак, означавший выпивку.

Обеспокоенная за остальных, я решила снова выйти на улицу. Но когда я встала, чтобы покинуть вигвам, она преградила мне выход тяжелой клюкой-дубинкой. «Прошу!» – взмолилась я, и знаками показала «друзья» и «искать». «Пожалуйста, пустите меня!» Кажется, старуха поняла; что-то неодобрительно бормоча, она наконец убрала свое «оружие».

Я немедленно пробежалась по окрестностям того места, где шли пляски, но успела заметить, что семинол устроил нечто вроде «салуна» – к бочонку виски выстроилась очередь из мужчин и женщин со всевозможными сосудами для питья и товарами в обмен на виски: луки, стрелы, карабины, кожи, одеяла, утварь, бусы, одежда и куча всего еще. Казалось, к утру негодяю будет принадлежать весь лагерь!

Даже с этого расстояния было видно, что кругом воцарился пьяный бардак, и что э-эмнанте утратил контроль над ситуацией, так что обычно ритмичные танцы превратились в безумные круговые пляски. Те, кому хватило благоразумия не прикасаться к алкоголю, спешно возвращались в вигвамы, и родные спешили развязать молоденьких девушек: странный, но эффективный, местный обычай позволял связывать их веревкой в танце, чтобы распаленные весельем юноши не увлекали их подальше от костра. Ну, или как сегодня, раззадоренные демоном виски.

Я поспешила на поиски сначала Марты, а потом остальных, кого смогу собрать, чтобы всем вместе укрыться в доме преподобного Хейра, как ищут убежища в церкви. Лагерь раскинулся широко, так что кругов танцующих было несколько, но все они были охвачены пресловутым демоном.

Добежав до дома Марты, я нашла ее там, как и предполагалось, в состоянии, близком к панике.

– Господи, Мэй, что творится? – спросила она. – Какое-то безумие!

И мы с Мартой поспешили к преподобному. К тому моменту обстановка только ухудшилась, кажется, ситуация совсем вышла из-под контроля. Кругом горели костры. Раздавались выстрелы и ругань, и под музыку, напоминавшую урчание адова чрева, танцевались бесстыдные пляски. С ужасом и отвращением мы заметили, что некоторые дикари тащат из вигвамов кричащих жен и дочерей. чтобы продать за виски. И слишком боялись за собственную жизнь, чтобы вмешиваться.

Когда мы появились в доме преподобного, оказалось, что там собрались почти все наши: сбившись в кучку, они плакали от ужаса. Э-эмнанте, Женщина-Собака, успокаивал и увещевал преподобного в глубине вигвама; у святого отца, кажется, сделался нервный срыв. Его трясло, и он кутался в бизоньи шкуры, точно огромный ребенок, пробудившийся от страшного сна. Он раскачивался из стороны в сторону, дико озираясь и отчаянно потея.

– Qu’est que se passe avec le Reverend? – спросила я гермафродита. – Il est malade?

– Il a perdu sa médecine, – печально ответил тот.

– Comment?

– Sa médecine, elle est partie[7], – повторил тот. Он очень сочувствовал преподобному и в тот момент подносил к носу святого отца зажженный шалфей. Очевидно, чтобы тот снова обрел свою магию – иными словами, набрался смелости.

Я опустилась на колени перед дрожащим, одетым в белое священником.

– Вы больны, преподобный? – прошептала я. – Прошу вас, скажите, что с вами, – ухватив его мясистое запястье, я сильно встряхнула его. – Прошу вас, вы нужны этим женщинам!

– Простите, мисс Додд, – сказал он, утирая пот с бровей и пытаясь как-то прийти в себя. – Положение безнадежное: это худшее, что вообще могло случиться. Я работал среди дикарей раньше, чем они познали виски. Это сатанинское орудие, чтобы поработить их души. Они делаются совсем безумными. Вы не представляете, насколько. Они не могут сопротивляться. Единственная надежда и защита – укрыться от них и не попадаться на глаза.

– Господи, отец, – воскликнула я. – Не время терять веры. Соберитесь! Неужели не видите: этим женщинам нужна ваша сила.

Хотя преподобный в его нынешнем состоянии не мог никого защитить, женщины, которые собрались в его доме, предпочли там и остаться; к ним присоединялись другие, и скоро в вигваме стало не протолкнуться; никто не желал возвращаться в хаос, воцарившийся к тому времени в лагере.

Там была Жанетт Паркер, маленькая француженка Мари-Бланш, странная, тихая Ада Вейр, не снимавшая траура: кажется, ее видение мира начало сбываться.

– Нам повезло, что в этот черный день с нами представитель духовенства! – мрачно сказала она. – Мне намного лучше, когда я знаю, что он здесь.

В этот момент в вигвам ворвалась Нарцисса Уайт, растрепанная, бормоча что-то в тихой истерике.

– Теперь сами видите – я вам говорила, что у нас ничего не выйдет! Сатана правит этой ночью, я говорила им, говорила…

– Говорила что, ради всего святого, Нарцисса? – спросила я.

– Говорила, что им надо извергнуть Сатану из сердец своих! – сказала она. – Что не следует ложиться с язычниками до тех пор, пока Церковь не сделает свою работу и Бог не воцарится в их низменных душах! – И она посмотрела на меня так, точно видела в первый раз. – Разве нет? А теперь посмотри, посмотри, что ты наделала, безбожная блудница! Ты стала поклоняться Сатане – и вот что из этого вышло! – Она задрала платье, и я увидела тонкую струйку крови, текущую с тыльной стороны ее бедра. Очевидно, муж Нарциссы под воздействием паров виски все же решил исполнить мужний долг.

– Прости меня, Нарцисса! – сказала я. – Мне, право, очень жаль. Но как ты можешь винить в этом меня или других наших? Кстати, ты видела остальных? Сестер Келли, Гретхен, Дейзи Лавлейс, Фими? Маленькую Сару?