Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен! - Ксения Зацепина

На пороге появилась Света. На ее тонких губах играла мечтательная улыбка.

– Ой, девки, кажется, я влюбилась…

Элла посмотрела на Соколенко и уверенно поднялась с лавки:

– Ну а теперь моя очередь.

– Ага, – Света растерянно кивнула, было видно, что мысли девушки витали где-то далеко. Где-то около Отца Луи и его накачанного торса, – давай.

В принципе Элла очень рисковала еще тогда, когда Соколенко затащила ее в «Наиму». Но в тот раз все обошлось, может, обойдется и сейчас. Действительно, камер тут нет, репортеров тоже. Откуда ее муж может узнать об этом приватном представлении?

Астеева зашла в комнату, где в отличие от предыдущей горели все лампы, какие только можно было включить.

– Это чтобы вам было лучше меня видно, – промурлыкал Отец Луи, усадил гостью на диван и подал ей бокал. – За вашу ослепительную красоту, – сказал тост священник.

Обычно Элла не пила вино, потому что не понимала его вкуса и поэтому совершенно не любила. Ей больше нравился «Кристалл», который стоил десять тысяч долларов за бутылку. Но отказать этому очаровательному парню, да еще такому тосту, она не могла.

– До дна, – нежно скомандовал стриптизер. Элла ему подчинилась, и очень скоро ей захотелось спать.

Когда Элла открыла глаза, рядом стояли подруги и смотрели на нее с нескрываемым волнением.

– Ты как? – Светка помогла Астеевой привстать и усесться на диване. – Что это с тобой?

– Не помню, – выдавила Элла, – ниче не помню. А где этот? Отец?

– Видимо, ушел, – предположила Татьяна и присела рядом с Эллой, – ты же была последней, кто его видел. Как представление?

– Не знаю, меня как будто вырубило…

– Понятно, – разочарованно протянула Света, – вина небось перепила. Тебе, Элька, надо учиться пить! Ты как нерусская! Одно шампанское вечно хлещешь. Надо на что-то серьезное переходить уже… Мартини там… Вино, коньяк.

Элла попросила подруг отвезти ее домой. Еле доковыляв до кровати, Астеева провалилась в сон и проснулась днем следующего дня. А ее голова нестерпимо раскалывалась еще до двенадцати вечера.

– А дальше? – не удержалась я, услышав конец истории.

– А дальше позвонили вы, – пожала плечами Элла Артуровна, – я так и знала, что мне это аукнется. Гришка меня убьет… Нет, убьет, отвезет в больницу, чтобы меня вылечили, а потом убьет еще раз…

– А как же конверт? – спросил Рафа.

– Какой конверт? – Элла недовольно смотрела на нас исподлобья, как будто мы сообщили ей, что у ее любимого «Порше» проколота шина.

– Ну белый такой. С курьером и фотографиями, – пояснила я.

– Фотографиями, – одними губами прошептала Элла и побледнела до такой степени, что стала похожа на гейшу – будто на чисто-белом листке бумаги кто-то нарисовал ярко-красный рот и зеленые глаза с длинными черными стрелками.

Я с интересом повернулась к Рафе.

Она или чего-то недоговаривает или говорит правду. Но зачем ей лгать: она уже поведала нам про Славу. Зачем скрывать, что заплатила ему за молчание? Значит, конверт она не получала на самом деле. Почему?

Рафа, прищурившись, искоса глядел на Эллу. Взгляд его говорил «ты либо дура, либо гений». Назвать Эллу гением было так же невозможно, как Диму Билана – золотым голосом России.

– Спасибо за помощь, – заявил Рафа и поднялся со стула. Я тоже поднялась, чувствуя, что приключений на сегодня уже достаточно. Надо бы отдохнуть и вообще переварить информацию.

– Прощайте, – по-джентльменски поклонился парень нашей белокурой собеседнице.

– И все? – изумилась Элла и уставилась на Рафу гипнотизирующим взглядом. – А телефончик не дадите?

Рафа с недоумением вначале посмотрел на меня, а потом на Астееву. Мне же хотелось взять ее сок и вылить на башку этой чувырле. Разве ее ничему не научила эта история? Нельзя изменять мужу и надеяться, что об этом никто никогда не узнает. Обычно чем богаче и известнее супруг, тем быстрее до него доходят неприятные слухи о распущенности и глупости его «навек любимой и единственной».

– Извините, у меня телефона нет, я живу в пещере и в город выбираюсь только раз в год, – со всей серьезностью ответил Рафа назойливой дамочке.

– Какая жалость, – жеманно протянула та и оскалилась до такой степени заигрывающе, что я не выдержала:

– Алла Эдуардовна, вспомните про своего мужа-политика и про его речи о семейных ценностях. Нам пора. Большущее спасибо вам за поучительный и захватывающий рассказ.

Я повернулась на каблуках и буквально выбежала из уютного кафе. Еще минута в обществе этой присоски, и я просто потеряю самообладание. Совсем страх потеряла – просить телефон у Рафы! В моем присутствии! Неужели она не видела, что в кафе мы вошли под руку. Честно говоря, со стороны мы вряд ли были похожи на молодоженов, скорее на соседей по гаражам. Но нужно же иметь какие-то зачатки совести! Она же замужем!

Пока я неслась к машине, тихо возмущаясь и невнятно бубня все, что я думала об Астеевой и ее предках до седьмого колена, Рафа спокойно шагал за мной. Когда мы сели в его «Кресту», мой желудок заурчал так сильно, что этот звук протеста против голода услышали, наверное, даже в Барселоне.

Рафа с ироничной улыбкой глянул сначала на мой живот, а потом и на меня:

– На пустой желудок думается совсем скверно. Поехали поужинаем, а потом во всем разберемся. Иншалла. – Мой личный водитель загадочно мне подмигнул, и «Креста» выехала на оживленное шоссе.

Отойдя от его неожиданного жеста (это я про подмигивание), я посмотрела на часы. Мама, начало девятого, а я в течение всего дня только выпила полкружки бурды под названием «растворимый кофе три в одном» и съела найденную в закромах моей кухни отсыревшую баранку. Вот так люди и зарабатывают язву. А потом умирают мучительной смертью, корчась на постели в присутствии священника и родственников.

– А куда мы едем? – изрекла я, когда решила, что звать священника перед своей смертью не буду. Зачем? Все равно попаду в ад за то, что никогда не соблюдаю пост и бываю в церкви не чаще Ксении Собчак.

– Домой, – лаконично ответил Рафа.

– Как домой? – испугалась я и схватилась за голодный живот. – Мы же хотели ужинать.

– Так мы и едем ужинать. Я приготовлю.

Я с непередаваемым восхищением посмотрела на водителя. Господи, какой мальчик! Ну какая радость и прелесть! Он приготовит! Еду! Сам! Для меня! Пусть даже это будут слипшиеся макароны и поджаренные на сковородке сосиски трехмесячной давности. Таким мужчинам нужно давать медаль хотя бы за желание!

А этот гад Невский даже не хотел поджарить мне яичницу, когда я болела гриппом и валялась на кровати с сорокоградусной температурой. Если бы не сестры Сотниковы, я бы так и померла от голода и одиночества, с живым любовником в своей квартире. Вот она, грустная правда жизни.