Гобелен - Карен Рэнни

И тем не менее ситуация существенно отличалась от той, прежней. Хотя на море и сейчас штормило, ветер был не настолько силен, чтобы сбить их с курса. Да и в нынешнем задании не было ничего безумно-гениального. План был предельно прост: уничтожить испанский флот, сжечь как можно больше кораблей противника.

Алекс принял командование совсем недавно; матросы и офицеры не знали его лично, но маска и перчатка на изуродованной руке, а также слухи о его участии в легендарной битве сделали свое дело: моряки считали его заговоренным и себя заодно с ним. Если прежняя его команда отдавала себе отчет в том, что они совершают самоубийство, то эти были уверены в победе. Алекс мог лишь надеяться, что так и случится. И что он тоже останется в живых. У него имелась серьезная причина для того, чтобы задержаться на этом свете подольше.

Жена и ребенок.

«Господи, сохрани ее», — подумал он. Алекс уже знал, что не сможет вернуться домой до рождения ребенка.

И все же интересно, знал ли Уильям Питт о том, что посылает его на битву? Впрочем, какая разница? Из опыта работы в адмиралтействе Алекс вынес: думая о судьбах страны, трудно задумываться о судьбах отдельных людей. Великие умы не могут принимать в расчет мужа, мечтающего поддержать жену во время родов.

Алекс был благодарен судьбе уже за то, что она избавила его от необходимости продумывать стратегию боя. Он отвечал за этот корабль и выполнял конкретную задачу, не более того. Конечно, лучше бы выполнять совсем другие задачи — не покидая пределов Хеддон-Холла…

Пушечный выстрел с судна Сондерса вернул его к действительности. Увы, выстрел не достиг цели. Алекс приказал своим людям воздержаться от огня, пока корабль неприятеля не подойдет ближе. Ни к чему попусту тратить порох.

Между тем испанская картечь уже дырявила паруса «Непобедимого». Канониры смотрели на него вопросительно, но Алекс не давал команду стрелять. Уж если действовать, то наверняка.

Судно сменило курс, присоединившись к «Королю Георгу и лишь тогда Алекс кивнул своим канонирам. Затем с фланга к ним пристроилось еще одно британское судно, и все вместе они дали очередной залп.

Вскоре они приблизились к испанцам на расстояние, позволявшее расслышать то, что происходило у них на борту. Испанцы дали залп, и тут, словно в кошмарном сне, Алекс увидел, что «Король Георг» накренился и стремительно уходит под воду. Англичане ответили залпом из всех орудий, но «Королю Георгу» уже ничто не могло помочь.

Некоторые из людей Алекса принялись спасать тонувших англичан, но остальные продолжали палить по испанцам. Когда рассеялся черный дым, Алекс увидел, что прямо на них идет еще один неприятельский корабль. Более того, он видел даже испанского капитана — его исполненное решимости лицо. Испанцы шли на абордаж.

«Нет, только не сейчас, не сегодня», — еще успел подумать Алекс, проваливаясь в темноту.

Хеддон-Холл

Бевил Блейк многое отдал бы, только бы этот день никогда не наступил.

Он все еще продолжал надеяться на то, что судьба избавит его от необходимости выполнить поручение графа Кардиффа.

Алекс все подготовил самым тщательным образом. Имя Уильяма Питта действительно открывало многие двери, и на пятый день пребывания в Лондоне Бевил уже знал: сбылись самые худшие его предчувствия.

Персиваль был смертельно бледен. Очевидно, и сам Бевил выглядел не лучше. Этот день состарил обоих на добрый десяток лет.

— Господи, — пробормотал Персиваль, — что будет с ней? Она так его любила.

Бевил молча кивнул. Ему казалось, что в этот момент любые слова будут звучать глупо и фальшиво.

— Мы поможем ей, — проговорил он наконец. — Мы — ее семья, и мы должны быть с ней рядом в самый трудный момент. Пусть она лучше узнает все от нас, а не от курьера.

Да, ближе Лауры у них никого не было. С тех пор как братья стали опекунами девочки, они не знали недостатка в любви, ибо Лаура отвечала им любовью на любовь. В ней, в этой девочке, был смысл их жизни: слова, которые им сейчас придется произнести, причинят ей невыразимую боль, но оба были готовы разделить с ней эту боль.

Симонс распахнул дверь и тут же заметил траурные повязки на рукавах братьев. В глазах обоих опекунов была горестная решимость. Дворецкий отступил в сторону, поклонившись, и пропустил визитеров в дом: не ему надлежало сообщать хозяйке печальную весть.

«Не будет больше смеха в Хеддон-Холле», — с грустью подумал Симонс. Он вдруг осознал, что успел привязаться к молодой графине. Впрочем, ее все любили. Именно благодаря ей служанки перестали бояться графа. Хозяйка не страшилась маски мужа — значит, не так уж он грозен… И вообще ничто человеческое не было ему чуждо; самые любопытные из горничных нередко заливались краской, когда становились невольными свидетельницами любовных сцен, которые происходили то тут, то там — в любое время дня. Сам же граф после женитьбы чаще улыбался, чем хмурился.

Она принесла радость в Хеддон-Холл, когда впервые появилась здесь в облике деревенской простушки. Но теперь все кончилось — не будет больше молитв о возвращении графа в дом его предков, не будет больше звучать его смех, не будут целоваться в укромных уголках граф и его любящая жена.

— Хозяйка дома? — спросил Бевил и тут же заметил Лауру, стоявшую на верхней площадке парадной лестницы.

Увидев их раньше, чем они заметили ее, она все поняла. И тотчас же вспомнила, что все это уже было. Она помнила дядюшек с черными повязками на рукавах и помнила это выражение на лице дяди Бевила, когда он произнес: «Твои родители погибли, дитя мое, но мы с Персивалем будем всегда рядом с тобой и постараемся как-то заменить их».

Вот и сейчас он произнесет роковые слова. И они на самом деле сделают все возможное, чтобы утешить ее.

Лаура судорожно вцепилась одной рукой в перила, другую прижала к животу, где как раз в этот момент шевельнулся ребенок.

Она ни о чем не спрашивала — все и так было ясно. На шею ей словно накинули удавку. Она закрыла глаза и покачнулась…

Бевил бросился наверх, но не успел. Словно во сне, когда все происходит так ужасно медленно, но успеть что-либо предпринять все равно невозможно, он видел, как Лаура разжала руку, которой держалась за перила…

В следующее мгновение она скатилась по ступенькам парадной лестницы и замерла у их ног.

Лаура была молода и пережила падение, отделавшись сломанной ногой и многочисленными синяками.

Но ребенку не суждено было выжить.

Очнувшись, она почувствовала боль в животе и услышала истерические крики Джейн и молоденькой служанки. Персиваль тотчас же подхватил ее на руки и понес в спальню. Он уложил племянницу на кровать, и Лаура, вновь потеряв сознание, погрузилась в спасительную темноту.

— Я хочу его видеть, — проговорила Лаура слабым голосом.