Клуб банкиров - Дэвид Рокфеллер

Аналогичная ситуация повторилась в недавно получившем новое название Столичном госпитале, ранее называвшемся ПЮМК, где двумя годами раньше Джеймсу (Скотти) Рестону из газеты «Нью-Йорк тайме» провели аппендектомию по неотложным показаниям, пользуясь анестезией с помощью иглоукалывания. Хотя в медицинском коллективе было несколько врачей, получивших подготовку еще до революции, они оставались на заднем плане, тогда как экскурсию проводили члены Революционного комитета. Эти студенческие лидеры хвастались доступностью медицинской помощи для «масс» в результате руководства Мао, однако было ясно, что имевшиеся в больнице возможности примитивны, а основные необходимые хирургические инструменты и лекарства отсутствуют, несмотря на то, что эта больница считалась лучшей в Китае. Доказательством, от которого озноб прошел по коже, был эпизод, когда мы заглянули через открытую дверь в операционную, непосредственно после ампутации ноги; температура в операционной превышала 30 градусов по Цельсию, а вокруг ампутированной ноги, стоявшей в ведре около операционного стола, жужжали мухи.

Мы посетили фабрику по производству керамики около Гуанчжоу, созданную еще во время династии Тан и знаменитую своими изящными изделиями, выпускавшимися на протяжении более тысячи лет. Теперь на фабрике было налажено массовое производство плохих копий этих ранних шедевров. Мы задали вопрос, имели ли работники право создавать оригинальные произведения, и нам ответили, что для «элиты» нельзя было изготавливать ничего такого, что не было бы одновременно доступно и для «масс». На протяжении всего нашего визита, даже когда мы оставались одни в автомобиле, никто из сопровождавших нас не сказал ничего, что хотя бы в малейшей степени отклонялось от строгой доктрины Мао. Если бы они осмелились на это, их, безусловно, отправили бы в сельскую местность на «перевоспитание». По существу, не было больших надежд на то, что китайское руководство ослабит железный контроль, под которым оно держало страну.

Несмотря на эти контакты, вызывавшие подавленное настроение, наши встречи в Пекине с китайскими официальными лицами прошли хорошо. Наиболее важной из них была встреча с председателем находившегося в собственности государства Банка Китая, который управлял внешними финансовыми и банковскими операциями. Председатель банка выражал подозрения в отношении даже наиболее рудиментарных приемов западной банковской деятельности и высказывал сомнения относительно целесообразности их использования. Он объяснил нам, что выплата процентов не соответствовала марксистской доктрине, а затем сказал: «Вы должны понять, господин Рокфеллер, что у нас нет опыта как в отношении выдачи ссуд, так и в отношении того, как брать деньги взаймы». Практически он не дал никаких оснований полагать, что такая политика может измениться. Стало ясно, что если мы и установим отношения с Банком Китая, то они будут весьма ограниченными. Поэтому я был немало удивлен, когда после примерно часового разговора, в течение которого председатель указывал на все те причины, по которым Китай не может открыть свои двери для зарубежной торговли или инвестиций, он внезапно заявил, что Банк Китая был бы заинтересован в создании ограниченных корреспондентских отношений с «Чейзом». Наверное, для того, чтобы сделать это предложение, он получил инструкции от своего руководства, а я не терял времени, чтобы немедленно его принять.

Но реализация даже этой скромной договоренности не была простой или быстро выполнимой задачей. Обычно установление корреспондентских отношений требует, чтобы иностранный банк открыл счет в Нью-Йорке, внеся депозит в долларах. В данном случай такой, казалось бы, невинный депозит привел бы к пагубным последствиям; из-за того, что после революции КНР экспроприировала у американцев активы, суммарные требования к КНР составляли порядка 250 млн. долл., и правительство США заморозило китайские активы на 75 млн. долл. в Соединенных Штатах в качестве ответной меры.

Если бы Банк Китая внес деньги на открытый у нас счет до того, как было достигнуто соглашение в отношении блокированных счетов, фонды КНР были бы арестованы правительством США. Поэтому в качестве временной меры мы предприняли необычный шаг и открыли долларовый счет в Банке Китая, чтобы дать им возможность заниматься операциями по аккредитивам и переводам, которые они хотели с нами вести. Хотя многие высказывали критику в адрес «Чейза» за то, что он проводит деловые операции с еще одной коммунистической страной, я был убежден, что тот факт, что мы были первым американским банком, действующим в Китае, нес в себе огромный потенциал, несмотря на то, что могло потребоваться определенное время, прежде чем такие отношения станут приносить прибыль. Я также считал, что наши новые контракты были полезными для американских интересов в более широком плане. Дипломатическое размораживание, достигнутое Никсоном и Киссинджером, имело огромное значение, однако если речь шла о полномасштабных результатах сближения, то были необходимы контакты с КНР как на уровне правительства, так и на частном уровне. Процесс, за счет которого можно было вызвать серьезные изменения в закрытом и подозрительном китайском обществе, должен был по необходимости быть медленным и трудным. Эта цель могла быть достигнута только за счет личных контактов и путем постепенного создания более тесных отношений. То, что я мог играть какую-то роль в этом процессе, приносило мне чувство удовлетворения.

* * *

Когда шел уже последний день нашего пребывания в Пекине и не было никаких известий относительно того, примет или не примет нас Чжоу Энь-лай, мы стали думать, что этого вообще и не произойдет. Однако во второй половине дня нам сказали, чтобы мы не уходили из отеля на ужин и ожидали указаний. Какого-либо дополнительного объяснения относительно того, что нас ожидало, не последовало.

В какой-то момент после 9 часов вечера один из официальных представителей НИИД вошел в мой гостиничный номер и сказал, что премьер примет нас точно в 10 час. 45 мин. в Большом народном дворце. Была жаркая душная ночь, и после трудного дня и обильной китайской пищи мы практически расстались с надеждой на встречу с Чжоу Эньлаем, а вместо этого думали о ночном сне и предстоящем назавтра отъезде. Слова представителя НИИД быстро вдохнули в нас новые силы.

В 10 час. 30 мин. мы вышли из отеля и поехали по тускло освещенным улицам на находящуюся неподалеку площадь Тяньаньмэнь. Розовые стены Запретного города и огромный портрет председателя Мао над Воротами небесного спокойствия едва виднелись в темноте. Мы медленно объехали вокруг площади и остановились у входа с южной стороны Большого народного дворца точно в назначенный час.

Сам Чжоу Эньлай стоял на крыльце, приветствуя нас. Уинстон Лорд, один из помощников Генри Киссинджера во время его исторической поездки в Китай, позже бывший нашим послом в этой стране, впоследствии рассказывал мне, что для Чжоу Эньлая это было необычным жестом, которого он не сделал ни для Никсона, ни для Киссинджера. Премьер выглядел еще более невысоким и хрупким, чем на своих портретах. Он был одет в стандартную темно-серую «мао-цзэдуновку» с красной нашивкой члена Политбюро. Поздоровался за руку с каждым из нас, и мы все сфотографировались перед большой картиной под названием «Сосна приветствия гостей». Затем мы направились в комнату «Тайвань» (символизм этого не остался нами незамеченным), большую, украшенную коврами комнату, где мы сели в мягкие кресла, расставленные прямоугольником около того места, которое занимал Чжоу Эньлай. Около каждого кресла стояла белая фарфоровая плевательница — непременный элемент всех наших официальных встреч. Я сидел справа от Чжоу, а Нэнси Танг, его молодая переводчица, родившаяся в Бруклине, находилась непосредственно позади него.