Аста Ла Виста, беби! - Татьяна Полякова

— Стоял, видать, ноги крепкие, но соображал ли чего, незнаю. Она его за руку тянет. Поднялись на лифте. Я постоял, послушал, дверьоткрылась, Настя чего-то засмеялась, ну, думаю, слава богу, добрались. Главное,чтоб в лифте не застряли, а остальное дело не мое. Пошел спать. Утром Михалычпришел, дворник наш, он инструмент здесь оставляет, в подвале. Попили чаю, онпошел двор мести, а я стал телевизор смотреть. Смена у нас в девять, суткамидежурим. Тут Ляпушинский из пятой квартиры приехал. Поднялся на второй этаж именя зовет. Я, когда дверь открытую увидел, не испугался, даже объяснил ему,что Настя с кавалером и оба пьяные. Но он всполошился и меня перепугал. Звонилдва раза, подолгу. Ну, толкнул дверь…

— Он или вы?

— Вроде я. Честно сказать, от страха и не помню. А оналежит. Странно так. И мужика вижу, он на диване, лицом вниз и рука на полсвесилась. Я вазу разбитую увидел и вот тогда испугался, бросился к Насте, аона уже того…

— Выходит, они поссорились, вазу разбили, а вы ничегоне слышали?

— Ничего. Богом клянусь. Я же здесь, в закутке, дверьзакрыта плотно, а они на втором этаже.

— Но если бы женщина, к примеру, закричала?

— Если б закричала, думаю, что услышал бы, раз у неедверь не заперта. Дверь-то тяжеленная, но, если закрыта неплотно, может… Но яничего не слышал. Не было никаких криков, вообще тихо, никакого шума.

— Но ведь вы сказали, что спать легли.

— Да. И уснул быстро, у нас не запрещается. Дверь-то наключ заперта, чужие не войдут.

— Так, может, все-таки не слышали?

— Чего?

— Шума.

— Нет. Все тихо было.

— Я его в больницу забираю, — вмешалась врач,поднимаясь. — У него, между прочим, инвалидность, а с таким давлением нешутят.

Я простилась с ними и вышла в холл, Вешняков за мной.

— Ничего не вижу, ничего не слышу, — пробубнил он.

— Вот-вот. Старик спал, а может, просто боится, зная,какие друзья были у убитой.

— У меня еще плохая новость.

— А хороших нет? — съязвила я.

— Пока нет. Тут напротив магазин, в 3.05 сработаласигнализация. Парни из вневедомственной охраны сидели в машине до восьми утра,хозяина найти не могли. Как раз напротив подъезда. Говорят, никто не входил.Гаврилову задушили где-то около четырех, так что…

— Они могли не заметить. В конце концов, смотрели замагазином, а не за подъездом.

— Конечно.

— Чего — конечно? — не выдержала я. — Хочешьсказать, что это Тимур…

— Я хочу сказать, что показания свидетеля не в егопользу.

— Это я уже поняла.

— Он был пьян. Кстати, что это вдруг на него нашло?

— У него и спроси.

— Хорошо, спрошу. Он был пьян, девушка что-то сказала,ему не понравилось… не надо на меня так смотреть. Это я все к тому говорю, чтодля следствия…

— Помолчи, без тебя тошно.

— А мне, думаешь, весело? Молчун приказал долго жить,и, если верить слухам, к этому приложил руку твой Тимур. А теперь и подружка…Напрашивается вывод: может, глупая девка надумала его шантажировать?

— Час от часу не легче.

— И я про то. Брякнула сдуру, а Тимуру это непонравилось, решил пугнуть, да силы не рассчитал.

— Глупости.

— Для нас с тобой возможно. Но если учесть наши недавниефантазии…

— Будем искать убийцу.

— Конечно, — пожал плечами Артем. Я прекраснопонимала, о чем он думает. Если девушку убил киллер, чтобы подставить Тимура,найти его будет непросто.

— Мне надо с ним поговорить, — сказала я.

— С кем?

— С Тагаевым. Чем скорее, тем лучше.

На лице адвоката читалась многозначительность.

— Тимур Вячеславович определенно дал понять, чтовстречаться с вами не желает. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще в ближайшеевремя.

— А причину такой немилости он не объяснил? — безнамека на язвительность поинтересовалась я, хотя причину, конечно, знала. Этотидиот не желал быть мне обязанным. Однажды я уже помогла ему выпутаться изподобной истории, и он не пришел от этого в восторг. Подумать только, такойпарень — и вынужден обращаться за помощью к бабе. Это и само по себе никуда негодится, а в свете нашего последнего разговора грехов на мне видимо-невидимо, ипринять помощь попросту унизительно для его мужского достоинства. По этойпричине он явно не собирался ошеломить меня своим содействием. — Вотпридурок, — в досаде заметила я, в принципе не испытывая в ту минутудобрых чувств к представителям сильной половины человечества.

— Простите, что?

— Я бы хотела сказать ему, что он редкий придурок,выпендрежник и самодовольный идиот, но, поскольку заставлять вас произноситьвсе это не совсем тактично, передайте, что я люблю его даже больше, чем раньше.

— Уверен, ему это придаст силы в его затруднительномположении, — совершенно серьезно ответил адвокат. Я на мгновение замерла,прикидывая, а в своем ли уме Тагаев, если решил швырять деньги на ветер, выбравэто чучело.

— Он толковый парень, по крайней мере, так о немотзываются, — заверил Вешняков, когда адвокат покинул нас.

— Надеюсь. Артем, мне надо с ним поговорить.

— С кем?

— Пошел к черту.

— Ты же слышала.

— Мне надо с ним поговорить.

— Допустим, его приведут сюда связанного по рукам иногам. Ты что, Тимура не знаешь? Он будет молчать. Я говорил с ним, и онпо-дружески меня просил… короче, он не хочет, чтобы ты во все это вмешивалась.

— Серьезно? А в тюрьму он хочет?

— Сказал, что прекрасно справится сам. И знаешь, —вздохнул Артем, — если честно, я его понимаю.

— Мужская солидарность поперла, — зло усмехнуласья.

— Ты извини, но, если честно, ты любого доконаешь.Может, скажешь, что произошло?

— Ничего.