Договор с вампиром - Джинн Калогридис

Что мне оставалось делать? Мне нечего было ему возразить, а потому мы занялись делами. Вместе мы написали письмо в Лондон, моему знакомому стряпчему, которому В. поручил подыскать нам дом в окрестностях Лондона или в какой-нибудь курортной местности. Затем дядя продиктовал письмо, адресованное чете новобрачных, проводившей медовый месяц в путешествии по Европе. Он велел мне по пути домой отдать письма Ласло, чтобы тот завтра утром отвез их в Бистриц.

Пока я находился рядом с дядей, такой ход событий казался мне вполне разумным. Потом мы расстались. Я покинул гостиную и собрался домой. Мне все равно нужно было пройти мимо людской, в которой сейчас никто, кроме Ласло, не жил. Пока я спускался по лестнице и шел по коридорам, ко мне вернулась способность рассуждать самостоятельно.

Что за нелепость – просить Ласло отвезти приглашение этим новобрачным, чтобы затем в замке появились новые жертвы? Дядя, может, и доверяет своему кучеру, но у меня к нему нет и не может быть никакого доверия. Я вдруг почувствовал, что не желаю даже видеть наглое, самодовольное лицо этого мерзавца.

Мысль прочно обосновалась в моем мозгу. Мне показалось, будто я слышу дядин шепот: "Ради блага всех нас поезжай в Бистриц сам".

Да, так я и сделаю. Необходимость моей поездки туда стала для меня абсолютно очевидной. Пусть я еще не оправился от горя, пусть измотан душевно и нахожусь почти на грани безумия... Час настал: если меня по-настоящему заботит благо нашей семьи, я обязан взять себя в руки и действовать надлежащим образом.

Я сунул оба письма в карман и, вместо того чтобы постучаться в дверь людской, быстро прошел мимо, сел в коляску и отправился восвояси.

Дома я написал чете новобрачных совсем другое письмо, известив их, что в силу изменившихся обстоятельств визит в наш замок придется отложить на неопределенное время. Письмо, написанное под дядину диктовку, я сейчас брошу в огонь (если у меня хватит решимости на такой поступок). Завтра с утра я поеду в Бистриц, но не только чтобы отправить письма. Я намерен рассказать властям о "кладбище черепов" в лесу и просить их помощи в изобличении убийцы.

ДНЕВНИК МЕРИ УИНДЕМ-ЦЕПЕШ

17 апреля

Большие напольные часы в холле пробили два часа ночи, а мне никак не уснуть. Не помог даже лауданум[26], который я приняла по настоянию Аркадия. Он и сам принял значительную дозу снотворного, поскольку возбужден не меньше моего. Правда, Аркадий пытается скрыть свое нервическое состояние, чтобы не добавлять мне огорчений. Мы с ним выпили лекарство около часу ночи. Теперь Аркадий вовсю храпит, а я страдаю от тяжелой «бессонной дремоты», вызванной этим снадобьем, которое на меня оказало прямо противоположное действие. Лишний раз убедилась: если не спится, лучше не прибегать к снотворным. Особенно в тяжелые моменты, когда так нужно ясное, неодурманенное сознание.

Меня не оставляет страх. Ведение дневника – единственное занятие, которое приносит мне успокоение. Мои надежды на скорый отъезд из Трансильвании рухнули. Пятнадцатого числа Аркадий, как и обещал, говорил об этом с Владом. Наутро он не стал сообщать мне подробности их разговора, а лишь сказал, что с переездом в Вену придется "немного повременить".

Я прекрасно поняла истинный смысл этих слов. "Немного повременить"! Скоро мне вообще станет не до путешествий. Даже и сейчас поездка была бы делом весьма рискованным. По угрюмому лицу Аркадия я почувствовала, что Влад ему отказал. Скорее всего, они поспорили, но об этом мой заботливый муж предпочел не рассказывать. Вскоре он по делам поехал в Бистриц, а по возвращении оттуда, не заезжая домой, – прямо в замок. Когда наконец он вернулся, я была уже в постели.

Аркадий не стал ложиться. Я знаю это, поскольку не спала. Отчасти я была расстроена нашей сорвавшейся поездкой, но гораздо сильнее меня волновала Жужанна Внешне она выглядит вполне здоровой, во всяком случае, у нее на лице появился румянец, которого до сих пор и в помине не было. Сегодня невестка была весьма оживленной и даже веселой. Когда я зашла к ней в спальню, она сидела одетой перед открытым окном и смотрела на лес. Заслышав мои шаги, она обернулась, одарила меня детской улыбкой, потом возбужденно махнула рукой в сторону далеких сосен.

– Посмотрите туда! Вы видите ее?

Я встала рядом с ней, прищурилась, но не увидела ничего, кроме сплошной стены леса. На таком расстоянии было невозможно различить даже отдельные деревья.

– Что вы там увидели, Жужанна? – спросила я и машинально положила руку ей на плечо.

– Сову! – воскликнула она. – Неужели не видите? Да вон она, справа, притаилась на самой верхушке.

Естественно, я не видела никакой совы и пробормотала банальный комплимент насчет зорких глаз. Жужанне понравились мои слова, хотя они и не были искренними. Ее зоркость я отнесла на счет болезненного воображения. Едва ли она могла разглядеть сову, находившуюся на таком отдалении.

Но меня удивило вовсе не это. Я вдруг обнаружила, что ее увечное плечо стало совершенно нормальным и ничем не отличалось от второго, здорового. Спина Жужанны, уродливо искривленная прежде, практически выпрямилась.

Она повернулась ко мне, и я, стараясь скрыть свое удивление, села рядом. Мы немного поговорили о том, как значительно улучшилось ее состояние. Жужанна посетовала, что у нее пока еще не появился аппетит и она почти ничего не ест. Я рассказала о недавней болезни Аркадия. Жужанна слушала меня с вежливым интересом, однако, как мне показалось, вовсе не была огорчена этим известием. Я также сообщила, что у собаки одного из слуг родились щенята и он с удовольствием отдаст любого понравившегося ей песика. Эту новость Жужанна вообще пропустила мимо ушей. Она продолжала вглядываться в лес, будто что-то там искала.

Я поняла; мне лучше уйти. Жужанна проводила меня до двери. Честное слово, она подросла на несколько дюймов и двигалась без малейшего намека на хромоту.

Увиденное вовсе не обрадовало, а насторожило меня. Такой же была и реакция Дуни. Она выслушала меня, плотно сжав губы. Затем, качая головой, горничная сказала:

– Я тут не все понимаю, доамнэ, но это плохой знак.

Тогда я попросила ее поведать мне, в чем заключается договор – тот самый schwur, о котором она говорила. Она не соглашалась, видимо боясь, что нас могут подслушать. Я повела ее к себе в спальню и заперла дверь изнутри. Но и там Дуня беспокойно оглядывалась на окно. Наконец я все-таки уломала ее. Рассказ горничной поразил меня своей бесхитростностью и каким-то первозданным ужасом. Я попросила ее говорить медленно и записала его почти дословно, постаравшись сохранить и манеру изложения.