Ошибка Творца - Дарья Дезомбре

За размышлениями он чуть не проехал свой поворот, но вовремя притормозил и, резко дав вправо, благо за ним никого не было, выехал на улочку, ведущую прямо к кладбищу. Вокруг стояли рядками хрущевки, и Елисей поморщился: ненавидел эту убогую эстетику для бедных, все эти полные хлама застекленные балконы, зарешеченные окна на первых этажах, выкрашенные зеленым вонючие помойки во дворах рядом с детскими площадками — и те и другие засижены больными городскими голубями. Но само кладбище, одобрительно глянул он на кирпичную часовенку, возвышающуюся над темной массой деревьев, было очень стильное. Старинное, восемнадцатого века — его основали во время эпидемии чумы и последние захоронения делали вплоть до пятидесятых. А потом места уже совсем не осталось, и старый погост для нынешних обитателей превратился в излюбленное место для прогулок: для кого романтических, для кого — прикладного значения: с целью опохмелиться в тени надгробий. Он брезгливо поморщился, наступив на осколки пивной бутылки, оставленные одним из таких любителей. Достал из кармана и перечитал СМС: «В старой части кладбища», — написал Толя-фотограф; и, ориентируясь по часовенке, он повернул с главной аллеи в сторону. И вскоре понял, что не ошибся — надгробия со звездами остались позади, а вокруг поднимались склепы и внушительные камни из черного и желтого от времени мрамора. «Под сим камнем погребено тело раба Божия, Московскаго 1-й гильдии купца, Коммерции Советника, Дворянина и Кавалера…» — прочел он на одном из надгробий и хмыкнул: хорошего небось мнения был о себе чувачок, и вот — поглядите: служит местом распития горячительного для всех районных бухашечек. И все же, всмотрелся он вперед, странно — в глубине аллеи не виднелось ни огонечка, прозрачный вечер не нарушался никаким иным шумом, кроме пронзительного пения кладбищенских птиц и ровного гула от близлежащего проспекта. И пахло, пахло здесь совсем как за городом — свежо и чуть горьковато, хотя по нынешним временам ведь не окраина даже, почти центр. Да где они все? — вновь огляделся он по сторонам. В окружении темной разросшейся травы могильные плиты, казалось, светились нездешним светом: раба божия Евдокия Диомидьевна, раб божий Аполлинарий Никифорович. Кресты, стелы, урны… И ни одного осветителя, визажиста иль ассистентки. Он еще раз проверил время, указанное в СМС, и вдруг нахмурился — ряда за два от того места, где он стоял, за серым ангелом с причудливо изогнутыми над головой крылами, он увидел огонек и кивнул. Все здесь. Видно, какая-то засада с электричеством. А не надо было выпендриваться — сняли бы все чинно-благородно в павильоне, подставили потом на задник кладбищенский декор, и… Огонек двинулся вправо, и он машинально повернулся за ним, не заметил камня под ногой и ушиб ступню в легких эспадрильях.

— Эй! — крикнул он блуждающему, как на болоте, огоньку. — Оля?! Настя?! Да елки!

Огонек спрятался за черную стелу, он поднял глаза: «Род Морозовых» — гласила надпись поблекшего золота. И ниже — «Афанасий Федорович». За стелой послышалось шуршание, и он взъярился: что за идиотские прятки? Мальчик он им, что ли?! Разорву, к черту, контракт! Нет, попрошу неустойку, надо позвонить адвокату, узнать, сколько можно из них выжать за это идиотское блуждание на погосте, и…

Но не успел додумать, потому как нога в изгаженной уже жирной кладбищенской землей эспадрилье вдруг не почувствовала опоры и он полетел куда-то вниз, в темноту и глухо ударился головой о старый камень морозовского склепа. Он лежал на дне склепа без сознания и не услышал фатального для себя выстрела.

А огонек, будто высвобожденный этим падением, поплыл мимо старинных могил, то прячась за высокими памятниками, то появляясь вновь и вскоре совсем растворился в теплой летней ночи за вольными кладбищенскими деревьями.

Андрей читал про Елисея Антонова и только диву давался — какой мир обходит его стороной, просто-таки вселенная! Оказывается, манекенщики очень мало получают — меньше миллиона в год, скажите об этом Жизель, она обхохочется (Андрею, впрочем, было не до смеха). Представьте себе, Елисей был единственным, чьи годовые гонорары заходили за эту смешную, все тот же миллион долларов, сумму: парень подписывал контракты с ведущими люксовыми брендами, не чурался и ширпотреба, вроде Гэп. Выяснилось, что это Елисей смотрел на него со всех билбордов и рекламных страниц журналов. А Андрей, серый валенок, так и не признал его в фотографии постмортем, да и на Пашином столе не узнал. Хотя Маша на секунду загляделась — ему сказала, что «где-то видела», но Андрей был уверен, глянец Маша просматривает примерно с той же частотой, что и он сам. Нет, ревниво поморщился Андрей, ее заинтересовал сам покойник. Эдакий Давид Микеланджело — да на прозекторском столе. Про Давида это уже Паша заметил Маше, а она кивнула. Андрей бы и Давида не признал, куда уж там лично Елисея. Одним словом, мужик зарабатывал больше миллиона в год только на своем сходстве с ренессансными идеалами красоты. И за последние сутки Андрей нагляделся на его фотографии на всю оставшуюся жизнь — и в труселях от Кляйна, и в очочках от Гуччи, и в плащах от Бербериз. А еще он встретился с несколькими барышнями под два метра, каждая из которых имела с Елисеем большую и чистую любовь и беседовала с капитаном так, будто давала интервью в модный журнал: читая расшифровки записей, Маша то и дело кривила рот в усмешке, нападая на перлы:

— Когда мы встретились с Елисеем, на мне был узкий синий пиджак, и он сказал, что цвет моего пиджака идеально сочетается с цветом его глаз…

— Когда мы отдыхали на Барбадосе, Елисей, играя в гольф, рассек себе скулу, и с тех пор этот сексуальный шрам стал его визитной карточкой…

— Когда он приходил домой уставший, он кидал в меня вещи, любые, которые попадутся под руку. Я укрывалась, но вскоре это стало его любимой игрой, для расслабления после тяжелых съемок или от скуки. Он целился в меня предметами — я пряталась за мебелью. Он огибал мебель и снова целился. Иногда после таких игр я ложилась в больницу. Он всегда платил, и щедро, да и разъезжал без конца по всему свету, работы у меня было мало. Я оставалась, терпела. Но однажды он чуть не выбил мне глаз, и тогда я решила подать на него в суд…

— Что это? — подняла ошарашенный взгляд от показаний Маша.

— Понравилось? — мрачно кивнул Андрей. — И мне. Это его домработница. Последняя. Но привычку кидаться вещами он взял давно. Его мать умерла от кровоизлияния в мозг, по ее уверениям — упала. Однако существует заключение больничного врача, где говорится о явных расхождениях между рассказом елисеевской мамаши и характером тяжелой черепно-мозговой травмы, от которой она в результате и скончалась. Впрочем, поскольку мать в присутствии нескольких свидетелей уверяла, что «сама-сама», а Елисей еще был несовершеннолетним, дело возбуждать не стали. Далее — предыдущая девушка-домработница вернулась на Украину с солидным чеком и говорить со мной по телефону отказывается. Можно, конечно, и ее отыскать, но…

— Но ты сомневаешься, что ноги оттуда растут? Просто характеристика персонажа? — поняла его Маша.

— Не то что сомневаюсь. Открыть этот старый колодец и пустить ему пулю в лоб могла и девушка, но бывшая домработница явно далеко и утешилась деньгами, а последняя…