Та, что гасит свет - Дмитрий Рыков

— И что дальше? — Альбине уже стало интересно, она даже подперла подбородок кулачком, уперев локоть в стойку.

— Дальше? А что дальше? Буржуи — они умные, выход-то — пожарный, поэтому, если ты попал на лестницу, изнутри дверь ни на один этаж не откроешь. Да оно и понятно — вдруг пожар, паника, так все и кинутся вниз до самого нулевого уровня. Я же был на шестом этаже, товарищ — на пятом. Постучался я, постучался в закрытую дверь, да и устал. Идти на первый, поверьте, было выше моих сил. Поэтому я решил прилечь прямо здесь, чтобы этих самых сил набраться. А «пожарный выход» в Hilton — это вам, поверьте, не лестница в заплеванной воронежской многоэтажке — мягкий ковролин, тепло, уютно… Но результат тот же самый — золотые очки, пусть и не Lotos, но полторы тысячи евро, тем не менее пропали, плюс ручка Mont Blanc в придачу.

— Не везет вам с выпивкой, — заметила Оля.

— Не то слово! Не то слово! Boucheron с коричневым фотохромом утоплен в Средиземном море во время падения с водного мотоцикла, естественно, в нетрезвом состоянии. Безободковый стальной Alfred Dunhill разбит метким ударом лица об обледенелый сугроб в ночь на первое января две тысячи шестого года в Москве на Мичуринском проспекте, в аналогичном состоянии Rodenstock с костяными дужками погиб от соприкосновения лица с бетонными ступеньками крыльца собственного дома в августе две тысячи восьмого года. До сих пор одна дужка у меня валяется, где вторая — ума не приложу. Flair, не бог весть какие дорогие, но очень изящные, были ласково, заботливо вложены в кармашек переднего сиденья мадридского такси, да там и оставлены. Наконец гордость моя — Alain Mikli — были реквизированы на Новом Арбате блюстителями порядка, которые, заметив подвыпившего гражданина, ловящего такси, с радостью предложили его подвезти до нужного места. Но по дороге сняли еще хронограф Ebel, запонки Dupont и вытащили из карманов портмоне Mont Blanc и телефон Sony Ericsson.

— Неужели они так могут! — выдохнула Оля.

— Конечно могут, — повел плечами посетитель. — Главное, паспорт выкинули в окно и через сто метров остановились. Знали же, что паспорт важнее всего, и я пойду его искать.

— Нашли?

— Нашел. Только радости от этого мало. Еще были Porsche Design, испарившиеся в Барвихе в отделении милиции, — вот исчезли, сеанс магии, и все! Ну а просто раздавленных — это когда вечером на пол у постели кладешь, а утром вскакиваешь и сразу на оправу «хрясть!» — такие случаи вообще можно не считать. Еще бывшая жена во время ссор выбрасывала очки в окно — знала, без «глаз» мне тяжело, но тут уж я почти всегда их находил.

— Ну а сейчас почему очки не купите? — спросила Альбина.

— Почему? — Тут гражданин зло ухмыльнулся. — Тити-мити отсутствуют. — И вдруг, будто вдохновившись новым воспоминанием, продолжил: — Да и не всегда линзы — это плохо! Помню, в далеком девяносто шестом году вынужден я был скрываться от мирового преступного сообщества. Прознав, что я буду скрываться от него в Чехии, его ярчайшие представители рыскали по всем чешским городам и спрашивали у местных жителей: «А не видели ли вы молодого русского, который очень любит выпить и никогда не прочь опохмелиться?» Мирные чешские обыватели честно им отвечали: «Да мы, признаться, только таких русских и видели. О существовании каких-то других русских, то есть не пьющих и не опохмеляющихся, нам и вовсе неведомо». А я, конечно, провел пару месяцев в Моравии, но потом через Германию, Швецию и Финляндию добрался до Санкт-Петербурга. Пока я совершал свое путешествие, мировому преступному сообществу кто-то ляпнул, что видел меня в Эквадоре. Таскаться по Латинской Америке было чересчур накладно, и мировое преступное сообщество махнуло на меня рукой, вернувшись к своим привычным милым занятиям — проституции, наркотикам, продаже оружия и контролю за горнодобывающими предприятиями. Но я-то этого не знал и считал, что меня по-прежнему ищут! Поэтому решил изменить внешность. Меня помнили как коротко стриженного очкарика, и я отпустил длинные волосы, маленькую бородку, выкрасился в желто-соломенный цвет, вставил в глаза бирюзовые линзы. Добавим, что мне тогда было двадцать шесть лет, и это, — гражданин похлопал себя по животу, — напрочь отсутствовало. В общем, когда в таком виде — плюс бежевый приталенный пиджак — я впервые вышел на улицу и отправился в модный тогда в Питере клуб «Кэндимен», у девушки, стоявшей на входе, подкосились ноги, и она сразу повисла у меня на руке. После двух бокалов шампанского мы с ней поехали ко мне на съемную квартиру в отдаленном районе. Буквально через два дня я покупал фрукты на Кузнечном рынке, и новое приключение. Девушка, как потом выяснилось, девятнадцати лет от роду, решила поиграть со мной в игру «Кто кого пересмотрит». Ну, понятно, завязался разговор, и через пятнадцать минут она бросила свое рабочее место («Я, вообще-то, учусь, а на рынке маме помогаю») и повела показывать мне красоты города Петра. Девушка была гибкая, стройная и даже умненькая. Но девятнадцать лет, сплошные стереотипы… Каким должен быть настоящий мужчина в различных ситуациях по пунктам — жуть! Три дня меня показывали друзьям и подругам, и всем моя девушка шептала про мои глаза. Блин, но это же были линзы! Со временем мне надоело их постоянно чистить, волосы стали отрастать и показались темные корни. Красить их вновь я посчитал занятием педерастическим, бородку сбрил, да и волосы потом остриг. Линзы выкинул, достал из очешника очки, с гибкой красавицей поругался — как сейчас помню, в клубе «Планетарий» выпил лишнего и поехал домой транзитом через казино, оставив ее в компании своих якобы модных друзей, — тут и появилась в моей жизни девушка Даша… Да, — вдруг как будто спохватился гражданин. — Но это уже совсем другая история…

— Даша? — вдруг усмехнулась Альбина. — Германия, Швеция? Мадрид?

— А-а… — Покупатель опустил глаза, как бы сам себя осматривая. — Ну да, внешний вид оставляет желать лучшего. Плюс вызывает недоверие. — Он поднял голову: — А вы что, никогда разорившихся миллионеров не видели?

— Да мы и обычных миллионеров не видели, — хохотнула она.

— Ну да, заболтал юных дев, пора идти… — Странный человек разом как-то ссутулился, запал его иссяк.

— Да ладно, — возразила Оля. — Нам все равно скучно…

— Всего хорошего, — сказал гражданин, повернулся и, скрипя резиновыми подошвами своих грязных кроссовок, вышел.

Чертыхнувшись, он осторожно спустился по скользким ступеням, держась за перила. После резкого порыва ветра поглубже натянул на уши маленькую, не по размеру, шапочку.

Через подъезд тускло светилась вывеска «Бар». Он открыл дверь, бодро снял куртку, повесил ее на вешалку, на верхнюю шишку нахлобучил мокрую шапочку, подошел к стойке.

— Чу, Николаич! — оторопел, увидев его, бармен. — Ты ж в завязке!

— Пошел в жопу, Игореша! Наливай!

— За наличные или в долг? — с легким ядом поинтересовался бармен.

— Я на работе десять дней не был. Какие наличные? Охренел?

— Ну, уйдешь в запой, опять десять дней не будешь работать…

— Во-первых, не твое дело, во-вторых, я смертельно хочу спать. Выпить, расслабиться и — заснуть.