Игра в большинстве - Даниэла Стил

Маршалл выглядел смущенным, в то время как доктор подтвердил Лиз его слова, а Линдсей уселась на единственный стоявший в палате стул. Маршалл только что заметил дочь, улыбнулся ей и поблагодарил за то, что приехала. Линдсей не понимала, что происходит, так же как и Лиз.

– Паническая атака может очень сильно напоминать сердечный приступ, по крайней мере по внешним проявлениям, – объяснил молодой доктор. – Главное отличие состоит в том, что в этом случае сердцу ничто не угрожает. Сердце у мистера Вестона совершенно здоровое, но, похоже, это была реакция на значительное нервное напряжение. Так что вы не так далеки от правды, уверяя, что он должен немного сбавить темп жизни или хотя бы отказаться от излишних стрессов. То, что произошло, может быть очень неприятным. Да и ангиографию делать каждую неделю мало радости.

Эта часть вечерних развлечений была гораздо неприятнее, чем Маршалл мог представить. И он не жаждал снова повторять этот опыт. Они ввели катетер в бедренную артерию, чтобы проверить работу сердца. И во время этой процедуры ему действительно показалось, что у него случится сердечный приступ. Он знал, что иногда такое бывает.

– Так с тобой все в порядке, папа? – спросила Линдсей с обеспокоенным видом.

Они обе выглядели значительно хуже, чем он, несмотря на все, через что ему пришлось пройти.

– Я в порядке, дочь. Спасибо, что приехала вместе с мамой.

– Конечно, – улыбнулась Линдсей с облегчением.

Лиз потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чем говорил доктор, и она усомнилась, разбирается ли он в этих вопросах. Но, как сказал Маршалл, ангиография не лжет: он был в полном порядке. Просто невероятно обеспокоен. И он знал почему, но не стал делиться этой информацией с Лиз.

– У меня был тяжелый день в офисе и экстренное заседание совета директоров. – Он не стал говорить о теме заседания, а она не спрашивала. Она никогда не задавала ему вопросов о работе, если только он сам не хотел поделиться с ней. – Это был обычный день, не хуже других, – снова солгал он, потому что день был значительно хуже и перевернул весь его мир, – просто я полагаю, что дошел до ручки.

Лиз почувствовала себя виноватой, вспоминая, как дергала его в последнее время и требовала, чтобы он уделял ей больше внимания. Возможно, это была ее вина. Но его паническая атака встряхнула ее. Им всем необходимо поскорее забыть о той ужасной истории. Это уже в прошлом, и пора двигаться дальше.

– Когда он может поехать домой? – спросила Лиз доктора. Был уже час ночи.

– Сейчас, если захочет. – Потом он повернулся к Маршаллу. – Вам необходимо на всю ночь приложить лед к бедренной артерии. Но вы ничем не рискуете, если хотите спать в своей кровати, а не в нашей. – Он улыбнулся Маршаллу и Лиз. – Только постарайтесь не перенапрягаться. И не реагируйте слишком бурно на всякие мелочи.

«Да, «всякие мелочи», с какой женщиной прожить остаток жизни или остаться с обеими и загубить карьеру», – подумал Маршалл. Никто не знал ни о передряге, в которую он попал, ни о риске лишиться работы. Весь его мир вот-вот рухнет, какое бы решение он ни принял. Он знал это, а они нет. И по мере того как думал об этом, он понимал: поразительно, что у него не случился настоящий сердечный приступ. Он думал, что так оно и есть. И Эшли не знала ничего о том, что случилось. Только Лиз. Он не хотел расстраивать ни одну ни другую, и никто не позвонил Эшли. В его бумагах не было ее имени, только имя жены.

Они оба поблагодарили доктора. Он сказал, что оставит бумаги на столе у дежурного, и вышел из палаты. Маршалл встал с кровати, слегка пошатываясь. Этой ночью ему здорово досталось. Лиз помогла ему одеться, обращаясь с ним как с ребенком. Он очень ценил ее материнские инстинкты, особенно когда был болен. С Эшли он был взрослым, а она – ребенком. С Лиз все наоборот. Она как заботливая жена ухаживала за ним почти тридцать лет. Это многое значило, и она казалась ему надежной и привычной, когда помогла сесть в машину. Линдсей, зевнув, устроилась на заднем сиденье. Лиз вела машину, и все трое испытали облегчение, когда подъехали к дому в Россе. Как только они вошли в дом, Лиз уложила мужа в постель и принялась убирать следы рвоты с пола их спальни. Он пожаловался, что его слегка подташнивает, и она принесла ему чашку чаю, несколько крекеров и упаковку льда для бедренной артерии. И перед тем как лечь спать, Лиз поцеловала дочь и еще раз поблагодарила за то, что поехала с ней. В глубине души Линдсей была хорошей девочкой, просто слишком еще юной и немного избалованной. Лиз теперь полностью контролировала ситуацию. В моменты кризиса она была великолепна.

– Спасибо, Лиз, – сказал Маршалл, глядя на нее с благодарной улыбкой, когда она села на кровать рядом с ним. Он знал, что эта ночь была для нее ужасной. – Ты всегда так заботишься обо мне, особенно когда болен. Но сейчас я даже не болен, просто перенапрягся.

– Ну ты действительно заболеешь, если не сбавишь обороты. В следующий раз это может оказаться настоящий сердечный приступ.

Две ее подруги потеряли мужей, которые были моложе Маршалла: один умер во время утренней пробежки, другой – на теннисном корте. И она не хотела, чтобы с ним случилось то же самое. Доктор предложил им взять с собой домой транквилизаторы, но Маршалл отказался.

– Тебе нужно сбавить темп и расслабиться, – повторила Лиз, и он кивнул.

И глядя на нее, он не представлял, как может оставить ее теперь. Совет директоров потребовал, чтобы он отрезал себе правую руку… или левую… или сердце… или голову… или потерял работу, которая была его движущей жизненной силой, качающей кровь по жилам. Это был ужасный выбор.

– Что-нибудь необычное случилось сегодня в офисе? – спросила Лиз с тревожным видом, и он покачал головой, снова солгав ей и чувствуя себя виноватым. Он не мог сказать ей правду.

– Да все как обычно. Ничего особенного. У нас возникли внутренние проблемы, которые мне пришлось решать. У меня было совещание с Конни Фейнберг по этому поводу.

Лиз кивнула.

– Мне жаль, что я так вела себя в последнее время. Я думаю, меня выбила из колеи вся эта жуткая история. Даже если все было выдумкой, на какое-то время мне показалось, что в ней есть доля правды. И это заставило меня осознать, что несчастье может случиться. – Ее глаза наполнились слезами. – И я не хочу, чтобы что-нибудь когда-нибудь произошло с тобой… или с нами…

Он сел в кровати, обнял ее и пообещал:

– Ничего не случится.

Опять солгал, Как мог он обещать ей это теперь? Но что еще ему было сказать? Что он хочет оставить ее ради женщины на двадцать лет моложе ее? Он не представлял, как даже сообщить ей об этом. И на секунду ему стало жаль, что он не умер этой ночью. Он думал, что умирает. Это был бы самый простой выход. И он знал, что Лиз не заслуживает того, что произойдет, и его дети – тоже. Слезы выступили у него на глазах, когда он смотрел на нее, и Лиз была шокирована. Маршалл никогда не плакал, и это заставило ее понять, как он тоже напуган и уязвим. Она обняла его и прижала к себе, нежно поглаживая по волосам, как ребенка.