Тщательная работа - Пьер Леметр

— То есть? — не понял Балланже.

— Нам стало известно о его преступлениях с того времени, как он решил их подписывать. В лучшем случае мы знаем, на чем он пока остановился. Мы не знаем, где, когда и с какой книги эта серия началась.

— Ясно… — пробормотал Балланже, хотя в его голове ясность и не брезжила.

— Следует опасаться, что имеются и другие, только еще раньше. Безусловно, до преступления в Глазго. Периметр его поля действий весьма обширен, а планы амбициозны. Книги, о которых нам известно, — вы говорите, что это классика жанра? — спросил Камиль.

— О, это очень известные произведения. Возможно, не «классики». Ну, не в том смысле, в каком подобное определение используется в университете.

— В таком случае, — подхватил Камиль, оживившийся при таком ответе, — я удивлен. Если он таким образом отдает должное детективной литературе, почему его серия не началась с того, что вы называете «великим классиком». Было бы логично, верно?

Лицо Балланже осветилось.

— Разумеется. Это кажется вполне допустимым.

— На ваш взгляд, сколько существует таких «великих классиков»?

— Ну, не знаю, их полно. Хотя, — добавил Балланже, поразмыслив, — нет, в сущности, не так уж и много. Определение, кто есть классик в данной области, очень приблизительно. В моем понимании оно скорее социологическое и историческое, чем литературное. — И в ответ на вопросительный взгляд Камиля добавил: — Проблема носит социологический характер, в том смысле, что не слишком искушенная публика может считать некоторые книги шедеврами, даже если, на взгляд специалистов, это совсем не так. Важен также исторический аспект. Классическое произведение необязательно является шедевром. «Город мертвецов» Либермана[34]— шедевр, но еще не классика. «Десять негритят» — обратный случай. «Убийство Роджера Экройда»[35]— одновременно и шедевр и классика.

— Мне будет проще, если мы разобьем на категории, — сказал Камиль. — Будь я преподавателем литературы, я бы, безусловно, улавливал такие нюансы, мсье Балланже. Но я расследую преступления, где потрошат животы настоящим женщинам… По-вашему, этих шедевров, «классиков», короче, значимых книг — их сколько? Приблизительно…

— Навскидку я бы сказал — триста. Приблизительно.

— Триста… Вы могли бы набросать список произведений… действительно бесспорных и сказать мне, где можно найти их краткое содержание? Мы могли бы попробовать поискать в архиве, если у нас будут ключевые элементы каждой истории…

— А почему вы обращаетесь с такой просьбой именно ко мне?

— Я ищу специалиста, способного структурировать известные нам данные, сделать их синтез. В уголовной полиции, знаете ли, маловато специалистов по литературе. Я подумывал обратиться в специализированный книжный магазин…

— Хорошая мысль, — прервал его Балланже.

— Один такой нам известен, но его хозяин не очень склонен к сотрудничеству. Я предпочитаю обратиться, как бы сказать… к тому, кто находится на службе у республики.

«Отличный ход», казалось, было написано на лбу у Балланже. В случае отказа ссылка на это выспреннее определение ставила его в затруднительное положение и взывала к долгу резервиста, который не мог основываться только на его порядочности.

— Да, это возможно, — сказал он наконец. — Такой список нетрудно составить. Хотя выбор останется очень предвзятым.

Камиль кивнул в знак того, что прекрасно это понимает и особого значения не придает.

— Мне нужны будут монографии, резюме, еще кое-какие материалы. Могу подключить нескольких студентов… Два дня?

— Замечательно.

По средствам, которые предоставляются полиции, можно судить об интересе, вызванном в верхах тем или иным громким делом, широко освещаемым прессой. Камиль получил большое помещение в подвальном этаже. Без окон.

— Глупо, но еще одно убийство, и нам бы добавили окна, — заметил он Ле-Гуэну, с которым совершал первый обзорный визит.

— Может быть, — ответил Ле-Гуэн, — но одним трупом меньше, и у тебя не было бы компьютеров.

Уже устанавливали пять компьютерных точек, рабочие прилаживали пробковые доски для оперативной информации, подключали кулеры, расставляли рабочее оборудование, стулья, тянули телефонные линии. Судья позвонила Камилю на мобильник, чтобы договориться о времени первого брифинга. Сошлись на 8.30 завтра.

В 18.30 команда была в полном сборе. Не хватало только пары стульев. В любом случае Камиль, верный традиции, провел первое собрание стоя.

— Как положено, для начала представимся. Я майор Верховен. Здесь меня называют просто Камилем, не будем усложнять. Вот Луи. Он будет координировать действия группы. Все полученные вами результаты должны прежде всего поступать к нему. Он же отвечает за распределение задач.

Четверо новеньких молча посмотрели на Луи и кивнули.

— Это Мальваль. Теоретически он Жан Клод, но практически Мальваль. Ему поручена вся материальная часть. Компьютеры, машины, оборудование и так далее — со всем этим обращайтесь к нему.

Взгляды устремились в другой угол комнаты, к Мальвалю, который в знак приветствия поднял руку.

— И наконец, вот Арман. Не считая меня, он здесь дольше всех. В технической области никого лучше вы не найдете. Если возникли сомнения в данных, можете на него рассчитывать. Он поможет без проблем. Это человек большой щедрости.

Арман клюнул носом и порозовел.

— Так, теперь новенькие. — Камиль достал из кармана листок и развернул его: — Элизабет…

Женщина лет сорока, крупная, со светлым лицом, одетая в костюм, не имеющий возраста.

— Здравствуйте, — сказала она, поднимая руку. — Я из третьей бригады. Рада оказаться с вами.

Она Камилю понравилась. Ее манера говорить, простая непринужденность.

— Добро пожаловать, Элизабет. Вы работали над крупными делами?

— Да, Ангел Версини…

Все в уголовке помнили этого парижского корсиканца, который задушил одного за другим двоих детей, умудрился ускользать от всех на протяжении более чем восьми недель и был убит практически в упор на бульваре Мажента после погони, следствием которой оказался крупный ущерб. И не менее крупные заголовки.

— Браво… Надеюсь, наше сотрудничество добавит вам лавров.

— Я тоже…

Казалось, ей не терпится приступить к работе. Она быстро глянула на Луи и ограничилась дружеской улыбкой и кивком.