Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков

Споте с какими-нибудь девицами. А вот механик Луис Мария находился здесь: сидел поодаль на земле и в тусклом лунном свете водил карандашом по листу бумаги. Как он только различает что-то!

— Луис, — позвал его Ориджин, — идите сюда, садитесь за мой стол. Писать при свете лампы будет удобнее.

— Благодарю вас, милорд, — радостно отозвался Луис и быстро уселся рядом с Эрвином.

— Чем вы там заняты? — спросил молодой лорд. — Проверяете маршрут?

Он заглянул в планшет механика и, вместо карты, обнаружил там чистый лист с четырьмя короткими строчками текста. Две из них были зачеркнуты.

— Пишете стихи?.. — удивился Эрвин.

— Да, милорд. Для моей леди. Вот, послушайте: «Твои глаза чище неба, А губы — как маковый цвет…» Дальше пока не придумал, только знаю, что в конце пойдет «…в мире нет». Хорошо зарифмуется, правда?

Эрвин улыбнулся.

— Я бы оказал вам помощь, но боюсь, что ни одна леди не станет терпеть мой сарказм.

— Ах, милорд…

— Только один совет: не называйте ее на «ты». «Ваши глаза», а не «твои».

— Но мы уже перешли на «ты» с моей леди, милорд!

— Это в разговоре, а сейчас вы обращаетесь к ней в стихах. Стихи на «ты» — уличная вульгарщина.

— Правда?..

Луис пососал кончик карандаша, зачеркнул, исправил. Добавил еще строку, подумал, погрыз карандаш. Отложил его, склонился поближе к Эрвину и тихо сказал:

— Я так благодарен вам, милорд, что позволили сесть возле вас.

— Пустое.

— Мне было так… не по себе, как-то.

— Еще бы, холодно же! Сели бы у костра — и мигом согрелись.

— Как раз у костра мне и было не по себе, милорд. Среди этих… — Луис поискал слово, — людей, милорд. После того, что случилось сегодня…

— А, вот вы о чем. Это Север. Привыкайте.

— Боюсь, что не смогу привыкнуть к такому, милорд. Вот так, на ровном месте, не говоря ни слова, Джемис взял и… о, боги.

— Кайр Джемис, — мягко поправил Эрвин. — Будьте осторожны, только лорд имеет право называть воина по имени, пропустив титул.

— Да, да, конечно, кайр Джемис… Бедный искалеченный юноша! Как он проживет теперь!

— По правде, этот паренек сегодня получил больше серебра, чем мог бы заработать за несколько лет. Если выживет, то будет доволен, что продал руку за такую хорошую цену.

Эрвин попытался успокоить Луиса, но, похоже, достиг обратного эффекта.

— Святые Праотцы! — вздохнул механик. — Разве это не бессердечно!

— Существуют традиции. Простолюдин не должен поднимать руку на воина. Какие бы чувства его не обуревали, он должен знать свое место, или пострадает.

— Простолюдин… конечно, — печально вымолвил Луис.

Его задело, ведь он и сам был выходцем из низов. Пусть не из крестьян, но из мастеровых, что стоят ненамного выше. Поразмыслив, он спросил:

— Милорд, позавчера, когда мы зашли в тупик у водопада… Тот случай тоже потряс меня. Кайр Джемис с такой легкостью рискнул жизнью своего оруженосца! Ведь Хэнк — воин, а не простой крестьянин!

— Такое нередко случается. Кайры любят устраивать своим греям всевозможные проверки и испытания. Нырнуть с головой в выгребную яму или простоять на часах два дня без еды и питья — это цветочки. Из более забавного — ночью пройти по стене герцогского замка на одной ноге, перепрыгивая с зубца на зубец. Или пересечь озеро по октябрьскому льду, или отправиться на зимнюю охоту в одном исподнем и не возвращаться без дичи.

— Но ведь это смертельно опасно!

— В том и соль.

— Милорд, разве может рыцарь так запросто рисковать жизнью оруженосца?

— Грея, а не оруженосца. Не путайте, Луис. Здесь большая разница. Положение греев сильно отличается от положения оруженосца при южном рыцаре. Грей недостоин сражаться плеч-о-плеч со своим господином. Кайры выезжают на поле боя верхом, серые плащи выходят в пешем строю. Оруженосцы южных рыцарей часто развлекаются наравне с хозяевами: охотятся, пьют, ходят в бордели, порою даже участвуют в турнирах. На Севере греи ниже рыцарских развлечений. Вне ратного поля серые плащи обязаны заниматься лишь двумя делами: совершенствовать свое мастерство и служить господину. Служба может принимать любые формы. Всякое дело, которое кайр посчитает слишком грязным, хлопотным, бесчестным, физически утомительным, он поручит своему грею. Любое препирательство с господином окончится жестоким наказанием. Если кайр сочтет, что грей выполнил приказ недостаточно старательно, результат будет тем же. Оруженосец — помощник и соратник рыцаря; грей — пес своего господина.

Луис переварил услышанное и осторожно спросил:

— Но все же, неужели жизнь слуги ничего не стоит?

— Кайр станет беречь грея, что прослужил уже несколько лет и кое-чему обучился. Но свежий новобранец, ничего не умеющий, не представляет особой ценности. Случись что, ему легко найдется замена. Простите, Луис, это звучит жестоко, но так и обстоят дела.

— Откуда же берутся желающие служить в греях?

— О, этих желающих — хоть отбавляй. Видите ли, греи не всегда принадлежат к благородному сословию. Крестьянин или ремесленник, если он силен, дьявольски вынослив и упрям, как сто ослов, может надеть серый плащ, отслужить греем положенное число лет, пройти посвящение и сделаться кайром. Это — редкая, сказочная возможность для простолюдина перескочить в высшее сословие. Кайр уступает положением лишь лорду и стоит несравнимо выше мещан, купцов, ремесленников. Лорд, посвятивший кайра, берет его к себе на службу. Традиционное жалованье составляет три-четыре золотых эфеса в месяц — такую сумму крестьянин едва ли может скопить даже за десять лет. Кайр обладает всеми правами дворянина: делит с лордом стол и кров, боевые трофеи; может взять в жены благородную девицу; может вызвать благородного воина на поединок и, в свою очередь, принять вызов. Нередко за особые заслуги в бою сюзерен дарует кайру и ленные владения. Впрочем, даже это — мелочь в сравнении с чувством гордости, осознанием принадлежности к лучшему воинству всех времен и земель! Но, чтобы добраться до вершины, необходимо пройти серый плащ.

— И многим ли удается стать кайрами, милорд?

— Не многим, — просто ответил Эрвин.

Как-то отец показал ему группу юношей, пришедших в замок, чтобы надеть серые плащи.

— Смотри, — говорил Десмонд Ориджин, — вот стоят пятьдесят щенков. Мы испытаем их на силу и выносливость. Пусть пробегут тридцать миль без остановки, затащат на башню бочку смолы. Сорок не справятся, останутся десять. Мы оденем их в