Башня. Новый Ковчег - Евгения Букреева

и обстоятельно, но неожиданно весь её длинный день уместился в несколько коротких фраз, которые прозвучали буднично и сухо.

— Значит, в детском отделении ты тоже побывала.

— Да, — Ника кивнула, отчего-то вспомнила маленькую девочку в игровой и быстро сказала. — Там девочка такая была, маленькая. С игрушечным медвежонком. Катя сказала, что её Лиля зовут…

— Лиля Смирнова.

— Она маму ждёт.

Ника с надеждой посмотрела на Анну, словно, от той зависело, дождётся ли маленькая Лиля маму или нет.

— Безнадёжный случай, увы, безнадежный, — Анна, казалось, пропустила слова про Лилину маму. — Слишком поздно они сюда обратились.

И, видя, что Ника не понимает её, пояснила:

— Так часто бывает. Ребёнок заболевает, а родители, опасаясь, что будет применён Закон, скрывают, тянут до последнего, когда… когда уже ничего не остаётся. Только ждать конца… Если бы мать Лили обратилась раньше, мы могли бы попытаться. Могли бы, но не теперь…

От слов Анны мороз прошёл по коже.

— А её мама придёт?

Анна покачала головой.

— Нет.

Нике захотелось закричать, что так нельзя. Это неправильно. Но она смогла лишь выдавить из себя:

— Почему?

— Да кто ж знает, почему, — в голосе Анны зазвучала боль. — Как привели девочку сюда, так ни разу и носа не показывали. Чужая душа потёмки…

И уже поднимаясь, добавила:

— Пойдём, переночуешь у меня. А завтра посмотрим.

Глава 2

Глава 2. Ника

Ника никак не ожидала, что место, где живёт Анна, окажется обыкновенной больничной палатой. Белые стены, сероватая шершавая плитка под ногами, даже кроватей было две, словно Анна ждала, что ей вот-вот подселят ещё кого-нибудь.

— Устраивайся, — Анна указала на одну из коек, а сама уселась на другую. — Душ, туалет, если надо, сразу тут. За дверью.

Ника молча кивнула. Она только сейчас поняла, как сильно устала. Говорить не хотелось. Да и о чём? Длинный долгий день высосал из неё все силы. Наскоро сходив в душ и приведя себя в порядок, она разделась, легла на кровать, натянула до подбородка одеяло. И тут же её накрыло глубоким, тёмным сном.

— Анна Константиновна!

Ника распахнула глаза, вырванная из сна настойчивым стуком в дверь. На соседней койке негромко чертыхнулась Анна. Встала, нашарила в темноте одежду.

— Анна Константиновна! — стук стал ещё сильней.

— Да иду уже.

В приоткрытую дверь ворвалась узкая полоска коридорного света, на миг ослепив Нику, и тут же исчезла вместе с Анной, выскользнувшей наружу. Ника села на кровати и прислушалась. Из-за двери невнятно долетали голоса: быстрый, высокий, тревожный — незнакомый, и глухой, ровный — Аннин.

Голоса стихли, и дверь снова отворилась. Анна заметила сидящую на кровати Нику.

— Тоже разбудили? — и, не дожидаясь ответа, быстро сказала. — Мне надо сходить к больному, а ты спи. Спи.

Но уснуть Нике так и не удалось. Казалось, Анна ушла и унесла с собой сон. Унесла вместе с тревожным стуком, разорвавшим тихую больничную ночь.

Ника лежала, вытянувшись на узкой неудобной койке и уставившись в потолок. Глаза привыкли к темноте и уже различали неровные и зыбкие тени, рождённые слабым отблеском коридорных ламп, чей свет настойчиво пытался проникнуть сквозь плотно закрытые жалюзи. Как и все остальные помещения в Башне, палата выходила окнами в общий коридор, но Анна, замкнутая и неразговорчивая, даже здесь, в мире людей, старательно оберегала своё одиночество, стремясь укрыться от любопытных взглядов пусть хотя бы вот таким пластиковым подобием занавесок. Ника вдруг почему-то подумала, что здесь, в этой неуютной и необжитой палате совсем не чувствовалось души Анны. Как не чувствовалось её и в квартире наверху, той самой, где состоялся их нервный разговор. Да что там! Даже кабинет главврача, и сама больница существовали как бы отдельно от Анны. А Анна… Анна была сама в себе, везде и одновременно нигде — несла свою душу бережно и осторожно, охраняя ото всех и никому её не открывая.

Это было странно. Вот её, Никина душа — кусочки души — были повсюду. В их квартире, и в комнате школьного общежития, и в Сашкиной коморке, на смятых простынях жёсткой кровати, и в Анниной больнице — везде, где она когда-либо побывала, она оставляла часть себя. А что до отца… отца вообще невозможно было отделить от Башни, его душа жила в Башне, была частью Башни, была самой Башней…

При мысли об отце сердце болезненно сжалось. Сейчас Ника как никогда остро почувствовала его неправоту. Он был неправ. Не мог быть прав, потому что оказалось, что рядом с привычным и правильным миром существовал другой. И в том, другом мире, была колыбельная, которую маленькая девочка старательно пела игрушечному медвежонку, был звук ходунков, ударяющихся об пол, и высокая безмолвная старая женщина глядела в никуда глубокими и умными глазами.

Мир Ники распался на две части. До и после. Вчера и сегодня. И она сама как будто раздвоилась, всё ещё сосуществуя в обоих измерениях.

Та Ника, вчерашняя, рвалась к отцу. Рвалась, всем сердцем желая убедить его, доказать, взять за руку, отвести к маленькой Лиле и высокой Виктории Львовне. Вчерашняя Ника ни на секунду не сомневалась, что отец всё поймет, встанет на её сторону, всех спасёт.

Сегодняшняя Ника не была в этом уверена.

Вчерашняя Ника во всех бедах, что неожиданно свалились на неё, обвиняла Анну.

Сегодняшняя Ника, злясь и по-прежнему не понимая эту странную женщину, в глубине душе, пусть и против воли, испытывала что-то, похожее на уважение.

И эти две Ники отчаянно спорили друг с другом, отгоняя прочь тяжёлый сон.

Мысленный диалог в голове вконец измотал её, и она даже обрадовалась, когда Анна вернулась. Ника приподнялась на локте, заслышав скрип двери.

— Не спишь? — в голосе Анны не было удивления, лишь одна бесконечная усталость. — Ну раз не спишь, я зажгу свет, чтобы в темноте не шариться.

Ярко и нервно вспыхнула потолочная лампа, Ника инстинктивно закрыла глаза ладонью, откинулась на подушку. Ей хотелось расспросить Анну, куда она ходила, но та, не глядя на неё, быстро скрылась за дверью душевой комнаты. Ника слышала, как гудят трубы, и мерно льётся вода. Этот звук напомнил о доме. Отец, вот так же, приходя с работы, шёл в душ, а на все вопросы, эмоции, которые переполняли её, которые хотелось выплеснуть, которыми хотелось поделиться, весело отвечал, махая руками: «Потом, всё потом, рыжик. Я в душ!».

Дом… если подумать, она и спустилась всего на каких-то три сотни этажей вниз, двадцать минут на старом медленном лифте, но иногда… иногда время и пространство