Хорошее настроение - Наталья Нестерова

Заполучить лучшего парня на курсе оказалось раз плюнуть. Димочка, он так хотел со мной спать!.. Ему было все равно, знаю я, когда нужно хлопать в филармонии, или нет. Хоть я вообще встану посреди концерта и скажу на весь зал «я пошла в одно место».

Вот заставить его жениться было трудно, это да. Я почти год его добивала и добила – весной он меня уже привел в свою семью как невесту.

Я когда к его родителям первый раз на дачу приехала в Комарово, меня их домработница поймала на огороде (ну, огорода-то там никакого не было, так, полянка и сосны) и стала нашептывать: «Повезло тебе, деточка. Ты попала в такую семью!» И все ходила за мной и нашептывала: а это хорошая семья, а это академическая дача, а это папа-профессор, а это мама… не помню сейчас, кто там у них мама… в общем, папа-профессор, а Димочка с сестрой выросли с боннами-гувернантками, музыка, языки, то-се… И что Димочкины родители с писателями дружат, и один знаменитый писатель даже посвятил им рассказ, и в этом рассказе назвал всех по имени, и Димочку тоже.

Я уже прямо вся сжимаюсь от ужаса, кто они и кто я… и вдруг приезжает Димочкина сестра – пьяная, пьянющая! И начинает скандалить. Скандалила, орала, бегала по участку… и соседи милицию вызвали. Представляешь, мат, скандал, милиция на этой их академической даче… прямо как у нас. Мы тоже всегда милицию вызывали, когда Бронька напивалась. Бронька Кученок – это наша соседка в Волковыске, напивалась как скотина…

Сестра Димочкина оказалась пьющая. Только почему-то я еще больше про них поняла. Мат, скандал, милиция, вроде бы все это было, как у Броньки Кученок… Но… так, да не так. Все, и мат, и скандал, было другое, не как у нас дома. И от этого скандала еще только больше стало видно, что это – хорошая питерская семья… Это все еще больше укрепило меня в том, что мне нужно к ним. Ну, я и решила, сдохну, но добьюсь.

В семье-то ко мне отнеслись с опаской. Ну еще бы… Наверняка нашептывали Димочке, что я – провинциальная проныра из Мухосранска, хочу заполучить прописку, академическую дачу и так далее. Они так испуганно на меня смотрели, как будто я прямо сейчас уволоку их сыночка и съем без соли.

Это было как пазл. Слышишь, Джулия уже умеет собрать несложный пазл. Так я и старалась, чтобы стать частью их пазла, но только между ними и мной всегда как будто оставались зазоры, и они то и дело заполнялись какой-то дрянью, какой-то гадостью.

Вот мы один раз пошли с Димочкой купаться на Щучье озеро, они говорили «пойти на Щуку». И Димочкина мать говорит: «Ты, Димочка, не заплывай, далеко». А он отвечает: «Мама, что же ты Полине ничего не говоришь?» А она покраснела: «Я ничего не имела в виду, просто Полина уже взрослая женщина, а ты…» Обидно же, да?..

Ну хорошо, ну ладно, я была взрослая, а она сама, мать Димочкина? Она один раз себе белой ниткой подшила черную юбку, так и ходила… Я ей предлагаю: «Давайте нормально подошью», – а она так туманно: «Лучше книжку почитай…» Интеллигентная женщина называется… неряха!

Там еще Димкина бабулька была, совсем старенькая. С бабулькой я хорошо общалась, хотя она тоже была странная. Я ей как-то говорю: «Бабуленька, давайте я у вас в комнате уберусь», – а она отвечает: «Стремление к чистоте, деточка, – это признак ограниченности». И жест такой в сторону, сухой лапкой… Так что же, она считала, пыль – это ах как интеллигентно? Еще она говорила: «Вы, деточка, не ошиблись? Вы, деточка, не знаете, что самый красивый парень на курсе, самый для всех желанный не обязательно имеет потом самую завидную судьбу?» Это она специально, чтобы меня от Димочки отогнать.

Свадьба должна была быть 18 июля, а 6 июля приехала Тамарочка, сябровка моя. В общежитии ей сказали, что я живу в Комарове, и она приехала на дачу, сало привезла, колбаску…

Ну, я не знаю, не понимаю, что она сделала, чтобы ее в один день все полюбили. И этот папа-профессор, и эта мама-не помню кто, и бабулька, и даже Димочкина сестра-пьянчуга. Хотя они сами ее пьянчугой не называли, считали больной и все время лечили, то в клинике ее содержали, то к ней домой врач ходил.

…Ну, что Димочка в нее влюбился, это ладно, с этим я бы справилась. Но она так к ним вошла, как будто шуруп вкрутили.

Тамарочка замуж вышла, а не я. Я столько сил на это положила, весь год приз зарабатывала, а она мой приз получила.

Вот это был облом… это был такой облом, что у меня даже на полгода месячные прекратились… Такой облом, что я сразу же решила – а я уеду в Америку. Буду жить в большом городе, в другом мире, они его только по книгам и кино знают, а я буду, буду!.. У меня будет муж-американец, дом, машина…

А знаешь, что с ним сейчас, с Димочкой? Бабулька-то права оказалась. Он не successful. Вообще ничего не достиг в жизни! Я специально все про него узнавала – про Тамарочку же у нас в городе знают, как она живет, и про него, значит, тоже все известно. Так вот – ужас! Вроде бы он чуть ли не водителем работает, за собой не следит, одевается странно, ходит зимой в стройотрядовской куртке. А ведь был из такой семьи, способный, да еще артист. Он в университетском театре играл Гамлета и все главные роли… И вот – вся его распрекрасная карьера оказалась ничем… Я мечтала, позвоню ему, пусть посмотрит, кто есть кто! А теперь думаю, может, я даже и не буду звонить, с кем равняться-то?.. Тоже мне, Герой романа. Как ты думаешь, позвонить ему?

– Не звони, – сказал Андрей. Он все смотрел на меня странно – внимательно, как будто ему важно, что я говорю, как будто я ему не чужая…

– Слышишь… а может быть, все-таки дело не в том, что я была провинциалка из Мухосранска? – спросила я. – Тамарочка ведь тоже из Мухосранска, с соседней улицы. Они меня не хотели, а Тамарочку почему-то захотели. Она была смуглая, кровь с молоком, крепенькая… без всякого понятия, как себя держать, все время смеялась, совсем провинциальная… Почему они меня не захотели, а ее захотели? Как ты думаешь?

– Неужели тебе все это так важно – теперь? – спросил Андрей.

Теперь – нет. Или да. Не знаю. А вообще-то у нас город был очень хороший, площадь с Лениным и универмагом, с Домом культуры. Шведская гора, на ней было сражение со шведами, с горы виден весь Волковыск, он такой зеленый, будто южный городок… люди все добрые, неспешные, все про всех все знают…

– Знаешь, что еще самое главное было в моем списке? Ни за что не говорить, что я пятый ребенок, никогда! У них у всех по одному ребенку в семье, ну, редко когда два, а я – пятая, ты только представь, какой позор?!

– Не представляю, – улыбнулся Андрей, и я прижалась к нему тесно-тесно.

– Мать моя была очень красивая – так говорили. Все мои братья были уже взрослые, когда их отец умер, и вдруг – я. Она забеременела от какого-то приезжего. Деда ей не дал делать аборт, сказал – ты роди, я ребенка заберу. Она и родила, а сама умерла, в родах прямо…

Ну, деда дал мне свое отчество, но это ладно. Но он еще и назвал меня в честь бабушки! Нет, ну ты скажи, почему меня должны звать Прасковья Никитична?! Тем более я свою бабушку даже никогда не видела…

Ну, я росла с дедом. Деда, он все сам себя винил, что велел ей рожать, что, если бы он не велел ей рожать, она бы не умерла… что это была с его стороны ошибка… То есть выходит, что я – ошибка. Вроде это решение было деда, но ответственность получалась не только на нем, но и на мне – я же родилась… Я и сама тоже иногда думала – я ошибка. Я деду спросила – я ошибка, да?..