Бес специального назначения - Антон Мякшин

Остаются еще два адреса: Чудское озеро тринадцатого века и неизвестные просторы начала Ледникового периода — когда паскудного циклопа законопатили в айсберг. Переставляем местами адресатов и адреса — и что получается? Циклоп наверняка оказался на Чудском озере, кстати, в этом же временном периоде, что и мы, но за тысячи километров отсюда. А красные партизаны-дружинники? О-о-о… вот кому пришлось худо! Очутиться среди льдов несладко. Ладно бы, они попали в двадцать первый век. Может, какой-нибудь ледокол их подобрал бы или на полярную экспедицию наткнулись бы… А в доисторическую эпоху? Они ведь уже двадцатым веком разбалованы — берлинскими сосисками с капустой, шнапсом и баварским пивком. Они ведь даже на мамонтов охотиться не умеют!

— Все в порядке! — объявил я. — Зря я гак волновался, Степан Федорович! Никакая угроза нашей планете больше не страшна. Циклопу до вас теперь ни в жизнь не добраться, я вообще сомневаюсь, что он проживет более двух минут после того, как окажется в районе Чудского озера. Такого маленького поганенького уродца любой воин почтет за честь стереть с лица земли — хоть русич, хоть германец. Я бы и сам ого с удовольствием растоптал, если бы меня воины уна-уму под остриями ассагаев не держали. Война окончена, а теперь — дискотека! Осталось подождать пару деньков, пока ваша бесконечная черная полоса закончится, и я могу отправиться на свободу с чистой совестью.

— Но ведь мы сейчас в тринадцатом веке… — высунулся из хижины Степан Федорович.

— Да, я в курсе, и что?

— Но я-то живу в двадцать первом!

— Подумаешь, разница! Чем вам тут-то не нравится? Чистый воздух, природа, море… Где-то рядом есть, наверное… Фрукты, овощи, рыба, дичь. Никакой тебе загазованности, квартплаты, буйных соседей, коррумпированного правительства и прочих радостей цивилизованного бытия. Вы на пенсию хотели? Отличная у вас получится пенсия. Если хотите, я даже помогу вам построить здесь милую дачку…

— Нет, нет, я не о том! Я не против здесь остаться — я согласен заплатить эту цену, чтобы планета жила, но… подумайте сами: Вотан сохранил тот мир, который мы уже изменили! В соответствии с особенностями творчества режиссера Михалыча. Пьеска заменила реальную историю.

А ведь верно… Я и не подумал… Эх, что-то я резко поглупел. Это, наверное, оттого, что Степан Федорович на меня так влияет.

А мой клиент вдруг выпрямился и засверкал очами, как тогда, когда хитроумный Лодур передал ему права и обязанности безвременно почившего героя Зигфрида.

— Я не желаю отсиживаться на пенсии, если через тысячу лет на другом конце земного шара придуманный Михалычем Штирлиц будет переиначивать историю! И ваш долг, Адольф, помочь мне!

— Это я и без вас знаю. Только есть одна проблемка — у нас машины времени в наличии не имеется.

А как без машины мы в двадцатый век переместимся? Дохлый номер!

— Огненные вихри преисподней!.. Я вздрогнул:

— Вы что-то сказали, Степан Федорович?

— Я ничего не говорил… Я молчал. Но, если угодно, буду говорить хоть неделю без остановки, только не падайте духом, Адольф. Хотите, стихотворение прочитаю? Или песенку спою? У вас поднимется настроение, и вы что-нибудь придумаете…

— Что, например?

— Как нам попасть в Германию начала двадцатого века.

— Адово пекло!..

— Вот опять… Тихо! Ни звука! Знакомый чей-то голос…

— Хвост Люцифера!.. — донеслось со стороны храма. — Семь кругов необоримого пламени!.. Чтоб ты сдох, обезьяна недоразвитая, ети твою бабушку в тульский самовар!..

— Ого! — теперь услышал и Степан Федорович. — Вот это загибает кто-то… Знаете, Адольф, я, как интеллигентный человек, недолюбливаю непристойные выражения, но иной раз языковая изобретательность…

Не дождавшись окончания филологической тирады, я сорвался с места и поскакал к храму.

Открывшаяся мне картина едва не заставила меня разрыдаться от умиления. У стен несуразного храма стояли двое. Чернокожий старикан с понуро вытянутой физиономией, увешанный амулетами и покрытый попугайской раскраской, и тип в белом полотняном костюме, в пробковом шлеме.

— Не может быть! — воскликнул я.

Тип в костюме обернулся и, сняв шлем, вытер платком лоб и торчащие на макушке рожки.

— Привет, Адольф, — кивнул мне Филимон, нахлобучивая обратно шлем. — Ты что тут делаешь?

— А… ну-у… э-э…

— Понятно, — сказал мне коллега, узрев появившегося рядом со мной Степана Федоровича в потрепанной набедренной повязке. — На работе, значит… Вызволяешь потерпевшего кораблекрушение, что ли? Везет же! А мне… Огненные вихри преисподней, какими же ископаемыми идиотами приходится иметь дело! Видишь этого первобытного вредителя?

Чернокожий ссутулился еще больше, отвесил нижнюю губу и пустил слюну.

— А еще колдун! — раздраженно махнул рукой Филимон. — Тебе, трилобит несчастный, зачем преисподняя колдовскую силу дала? А? Не слышу ответа! Чтобы ты, гад, клиентуру нам поставлял! Агитировал смертных передать конторе душу за исполнение заветного желания. А ты?.. Какого клиента загубил, гуталиновая твоя рожа! Зачем ты сожрал потенциального клиента, я спрашиваю?!

— Филимон… — вымолвил я. — Ты… как здесь оказался?

— Я? — переспросил Филимон. — Так же, как и ты. Работа! Служебная командировка. На задании я. Слушай, как-то хреново ты выглядишь… Осунулся, похудел. Надо было тебе отдохнуть немного после гауптвахты-то…

— Что?!

— Три года за алхимика-неврастеника — это не шутка… — покачал головой мой непосредственный начальник.

— Да при чем здесь алхимик?! — закричал я. — Это когда было-то! Дела давно минувших дней… У меня же новое задание в двадцать первом веке, которое… Стоп! Филимон! А почему ты на свободе? Ты сбежал, что ли? И скрываешься в джунглях?

— Откуда мне сбегать? — очень удивился Филимон. — Это ведь тебя на гауптвахту сажали, а не меня. Все чин-чинарем, служебная командировка в Африку тринадцатого века… Только вот — тьфу! — задание провалено благодаря этому… старому троглодиту!

Минуту я соображал. Потом негромко выговорил:

— Н-да… Казус…

— Не ругайся. Не надо меня больше ругать, — вставил свое скрипучее слово старикан-колдун. — Я не виноват. Племя уна-уму исчезло. Два раза день сменял ночь, а некому был прийти и покормить бедного Ука-Шлаки… Ука-Шлаки проголодался!

— Ука-Шлаки! — вскричал Степан Федорович. — Послушайте, дедушка, Ука-Шлаки — это вы? А как же…

— Я! — старикан утер слюну и выпрямился. — Ука-Шлаки — это я! Имя мое значит — Летящий Ужас! Страшный колдун, упоминание обо мне наводит оторопь на воинов уна-уму и прочие племена! Я могу призвать дождь в сезон засухи и высушить землю в сезон дождей! Я приказал людям построить для себя величественный храм! — Он указал на кучу огромных булыжников за спиной. — Смертные, приносящие мне мясо и сладкие травы, никогда не видели моего лица, ибо оно так страшно, что… Ай, больно!