Решальщики. Книга 2. Раскрутка - Андрей Константинов

— Единственное, чего я никак не могу понять: за какие такие коврижки он безропотно воплощал на практике ваши, Юрий Платонович, извращенные фантазии? — поинтересовался Омельчук.

— То, что вы сейчас говорите… Это… это… — Вконец растерявшийся и напуганный Шмаков никак не мог подобрать нужных слов.

В итоге он малоубедительно выдохнул на истерике:

— Я вообще не понимаю: о каком Грибкове идет речь?!

— Вот-те раз! — ухмыльнулся Петрухин. — Дружище, умоляю, не разочаровывай нас! Мы, понимаешь, только-только похвалили его за отменную реакцию, а он… Саша Грибков, шустрый такой мальчонка. Он, еще в бытность твою завсектором в питерском спорткомитете, компьютерщиком у вас работал. Вспомнил?

— Мало ли кто кем и когда работал? — огрызнулся Шмаков. — Тем более компьютерщиком. Их там рыл двадцать было, если не больше. Я не обязан их всех…

— Странно. А вот мама Грибкова отчего-то тебя знает. Я с ней давеча общался, и она вспомнила, что пару недель назад, когда твою физиономию показывали в новостях, ее тогда еще живой сын тыкнул в цветное изображение пальчиком и похвастался, что скоро переберется в столицу и будет работать не где-нибудь, а ажно в министерстве! Начальником компьютерного отдела вот у этого замечательного человека. Это, кстати… — Дмитрий снова поворотился к депутату, — к вашему, Евгений Богданович, вопросу за «коврижки». Уж так мать радовалась за сына. Он ведь последние три года, после того как его из комитета турнули, официально нигде не работал.

— А за что турнули? — спросил Леонид.

— Мутная была история. Вроде как нарвался Саша на дороге на каких-то автоподставщиков. Те его на счетчик поставили, вот Грибков и позаимствовал деньжат из казенных средств. Тех, что на закупку компьютерного оборудования выделялись. Тема случайно всплыла, и в воздухе явственно запахло уголовным преследованием. Но нашелся некий благодетель — отмазал мальчонку, из собственного кармана расплатился. Однако уволиться все едино пришлось за потерей, так сказать, доверия. Ты, Юрь Платоныч, случайно не в курсе: что за самаритянин такой посередь бывших коллег сыскался? С такими бабками и с такими связями?

— Понятия не имею, — огрызнулся Шмаков и, собравшись с духом, перешел в контрнаступление: — Послушайте! Или вы сейчас же предъявите мне ордер, или что там у вас? И дальше мы будем разговаривать только в присутствии моего адвоката. В противном случае я ТРЕБУЮ покинуть помещение!

— Ордера у нас нет, — с явным сожалением признался Омельчук.

— В таком случае — вон отсюда! — опережая Петрухина, Юрий Платонович схватился за телефонную трубку. — Или мне все-таки вызвать охрану?

— А чё? Нормально так поговорили, — констатировал депутат, поднимаясь с дивана. — Лично мне всё стало окончательно и предельно ясно. Пошли, мужики, не будем отвлекать человека от дел государственных. Всего доброго, Юрий Платонович. Как говорится — до новых встреч!

— Я буду жаловаться в Министерство внутренних дел! И в думскую комиссию по этике!

— Ваше право.

Омельчук направился на выход, следом за ним потянулся Купцов. А вот Дмитрий, демонстративно затушив сигарету о полированную столешницу, неожиданно направился в сторону противоположную. Аккурат к съежившемуся от его стеклянного свирепого взгляда Юрию Платоновичу.

Подойдя вплотную, Петрухин бесцеремонного сграбастал хозяина кабинета за ворот пиджака и со словами «Это тебе за Червеня!» несильно, но звонко припечатал физиономией о стол.

— А это — за Грибкова! — Далее последовала вторая встреча засочившегося кровавой юшкой шмаковского носа с мебельной поверхностью. — С назначеньицем!..

* * *

— А вот последнее, Дмитрий Борисович, было явно лишнее, — озабоченно сказал Омельчук, после того как все трое миновали полицейский пост и вышли на проспект. — Боюсь, вони может оказаться…

— Ничего. Мы принюхамшись. Да и не станет Шмаков хай поднимать — не в его интересах. Опять же, при наших раскладах это самые большие хлопоты, которые мы смогли ему устроить.

— Не понял? — удивился Леонид. — С чего вдруг такие выводы?

— А что тут непонятного? По первому эпизоду — по недонесению о готовящемся убийстве, доказухи реальной нет. И, видимо, не будет.

— Погоди, а запись? «Шестёрина» и выходящий из нее Грибков?

— Шмакова на записи нет. Кто сидел за рулем — не видно. Между тем во Фрунзенском РУВД лежит заявление от новоиспеченного главы международного департамента об угоне с неохраняемой стоянки принадлежащего ему автомобиля ВАЗ-2106. Датированное аккурат днем убийства Червеня.

— Грамотно подстраховался, сукин кот! — причмокнул губами депутат.

— Во-во. По нападению на Грибкова в подъезде — полный глухарь. Следов, свидетелей — ноль. Здесь если только чисто случайно возьмут исполнителя на чем-то другом, а тот, в свою очередь, признается. Но он же не идиот, чтобы признаваться. Так? Наконец остается совсем уж детсадовское «ложное сообщение о терроризме», но и здесь едва ли будут серьезно ковыряться. Легче списать это дело на сезонно обострившегося психа.

— Хорошо, допустим. Но как же те самые огрызки аудиофайлов, которые, как ты говоришь, сыскались в корзине ноутбука Грибкова? — не собирался сдаваться Купцов.

— Не хочу тебя разочаровывать, дружище, но в данном случае я блефовал. Покойный в своем компьютерном деле оказался человеком аккуратным, и никаких интересных следов в его орудии труда сыскать не удалось. А доказать, что обнаруженные в его комнате жучки мастерились персонально для Шмакова теперь никто не сможет. И, пожалуй, самое главное: раз уж чиновника такого ранга, как Тигунов, решились арестовать, значит, материалы, подброшенные Шмаковым, пришлись ко двору. А потому светить источник их происхождения, уверяю тебя, никому не интересно.

Купцов притормозил шаг и в упор посмотрел на приятеля:

— Согласен. Никому. Кроме нас.

— А кто такие с тобой мы? Как нас Брюнет окрестил? «Решальщики»? Ну вот! Нас попросили решить тему с Евгением Богдановичем. Мы ее решили?

— На все сто, — согласно кивнул Омельчук. — Спасибо вам, мужики. С меня, как говорится, причитается.

— Это само собой. В общем, заказчик убийства Червеня найден и арестован. Все подозрения с господина Омельчука сняты. Все рады и все, кроме несчастного ревнивца, свободны.

— А как же Шмаков? — с вызовом спросил Купцов. — Он, значится, так и останется? Весь в шоколаде?

— Мужики, вас подкинуть куда-нибудь? — попытался снять зависшее промеж приятелей напряжение Омельчук.

— Спасибо за предложение, Евгений Богданович. Но мы с инспектором Купцовым, пожалуй, пешочком прогуляемся. До ближайшего питейного заведения. Потому как — чертовски хочется нажраться.

— Искренне завидую! Ну тогда счастливо. Я на днях буду в Питере, вместе соберемся в кабинете Виктора Альбертовича и произведем окончательные расчеты.