Другая жизнь - Илья Павлов

Скоро ярмарка. Жалко, что купцы проводят сделки тайком, а не как раньше, за столами. Теперь забегут только быстро перекусить, и все. Да приезжие вечером, у кого есть кому охранять телеги, сидят и судачат о ценах и планах на будущее.

Жига зашел, по старой привычке, поорать, когда же я выметусь из его собственности. Открыв с порога рот, он наткнулся взглядом на двух наемников в броне. Снятые шлемы лежали на столе по обе стороны от заряженного арбалета. Наемники сидели за столом у лестницы, ведущей к комнате командира. Он сам, как ушел днем, так и не вернулся. Но бойцы сидели все равно, ожидая его и присматривая за комнатой, да и всей таверной.

Жига пинком открыл дверь, но заорать не успел. Один из воинов, обернувшись на шум, положил ладонь на рукоять меча, второй, сидевший лицом к двери, поглаживал арбалет. На их лицах было такое спокойное выражение и решимость загасить любой шум в самом начале, что Жига закрыл рот, не крикнув привычное ругательство. Дойдя до стойки, он потребовал пива себе и приказчику, семенившему следом. Оба сели за столом у окна и с интересом стали смотреть на остальных членов отряда, одни из которых ремонтировали крышу и окна старого дома и конюшни, вторые, под руководством здорового мужика, по-видимому – бывшего кузнеца, снимали старые створки ворот для починки.

Когда я позавчера договаривалась с ними о постое, помощник командира, Сержант, сказал, что они готовы подремонтировать дом, но того, что возьмутся так ретиво, я и сама не ожидала. Жига хмуро переводил взгляд со двора на меня и дальше, на сидящих у лестницы, но молчал. Потом все-таки не выдержал.

– Никак ремонт затеяла, Хозяйка?! – с усмешкой проорал он.

– Так растем ведь, богатеем, – ответила я. – Скоро ярмарка, надо в порядок все привести.

– Кузницу мою только не трогай, – снова забасил Жига.

– Так крыша течет, добро пропадает…

– Сам перекрою, – не успокаивался он.

– Зачем же. Спасибо. Как-нибудь сами со своим хозяйством справимся.

Зануда побагровел, хотел крикнуть что-то непристойное, но, снова взглянув на наемников, осекся. Не допив пиво, выскочил из-за стола.

– Не трогай кузницу, я сказал! – и, не давая мне ответить, выскочил во двор.

Я посмеялась. Эти наемники нравились мне все больше и больше. Вскоре прибежал Сержант. Взял с собой двоих постарше, купил у меня баклагу рома, мол, для переговоров. С этим ушли. Двое за столом потянули носами воздух, но ничего не сказали. Скоро поменялись, эти полезли на крышу, а за стол сели двое здоровых с одинаковыми лицами, наверное, братья. Один закемарил, второй крутил головой за двоих.

К вечеру забегалась. Приходили ужинать постоянные посетители, приехали двое купцов. Тихо спросили про наемников, мол, не безобразничают ли. Отрицательно помотала головой. Тогда они пристали к женщине-наемнице, Лисе, кажется, так ее звали свои. Та на их расспросы ответила, что их позвали охранять ярмарку. Не знаю, правда ли это, у нашего графа и пыли со двора не допросишься, но купцы повеселели. Стемнело. А потом пришел он. В новых штанах.

Помахал мне с порога рукой, улыбнулся. Потом его окликнули свои, он вернулся во двор, долго что-то разъяснял отряду, собравшемуся в кучу на летней кухне. Слушал Сержанта. Снова говорил. После какой-то его реплики наемники радостно зашумели. Видно, речь понравилась. Стали садиться ужинать. Командир устало помахал рукой и пошел к себе. Меня отвлекли, и когда подняла голову, он уже поднимался по лестнице. Как он отреагировал на ванну с пеной, интересно? Оставила у стойки Веску, положила в корзинку вино, шербет, дыню, кивнула охранникам и поднялась к его двери. Постучала. Никто не ответил. Надо было уходить. Вместо этого почему-то толкнула незапертую дверь.

– Эй, спишь, студент?

– Извини, не слышу, заходи.

Закрыла за собой дверь, поставила поднос на стол, обернулась. Не сразу поняла, где он. Ойкнула.

– Извини, я не выдержал. Увидел такое великолепие – и сразу нырнул, – из пены торчал только его нос. – Не уходи, пожалуйста, – я уже шагнула к двери, – посиди со мной.

Я осторожно присела за стол. Потом встала, взяла с полки бокалы, открыла бутылку и стала резать дыню.

– Вот это праздник! «Прощай, монашка»! Дыня. Ванна. Сейчас помру от счастья. – Из пены уже выглядывали не только нос, но и два веселых глаза.

Мы засмеялись.

– Помнишь, в Корронне, на Горбатом мосту в осенний праздник дают бесплатно дегустировать новое вино, и студенты еще с ночи заполняют весь мост.

– Да, и солнце всходит прямо из-за храма. Темно, темно… и вдруг раз – и все вспыхивает.

– Да-да, и птицы в этот же момент начинают кричать.

– Ага, и весь мост как заорет!

– А помнишь, в библиотеку на выпуск приносили бочонок и передавали под столами, и к вечеру вместо чтения – одни песни и хохот?

Мы чокнулись.

– Ой, какое вкусное! Говорят, что там какие-то особенные пузырьки, промывающие голову. Только мы пьем неправильно. Там ведь целый ритуал…

– Какой? – Было действительно вкусно. С дыней и шербетом.

– Надо… Ладно… залезай ко мне. Я… глаза закрою.

– Кусаться не будешь?

– Постараюсь.

Посмотрела ему в глаза, отдала свой бокал, стянула аккуратно платье, оставшись в нижней сорочке. Вода была теплой, сорочка не хотела намокать, вздулась пузырем, пришлось мочить ее руками. Стало еще хуже: намокнув, она облепила тело и стала совсем прозрачной. Юркнула в пену и села в ванне напротив него. Он, улыбаясь, протянул бокал, долил из бутылки.

– Тебе там неудобно. Трубы всякие… Поворачивайся ко мне. Делаем так. Быстро выпиваем. Так. Ставим бокалы, чтоб не мешались. Так. Откидывайся на меня. Так. Лежим. Закрывай глаза. Сейчас голова должна начать кружиться.

Было тепло и хорошо. Положила голову ему на плечо. Он обнял аккуратно за талию. И голова поплыла.

– Ой! Кружится!

– Вот. Старайся поймать это ощущение. И понять, в какую сторону кружится.

– Как это «в какую сторону»?

– Сейчас поймешь.

– По солнцу.

– Глаза не открывай. Попробуй, чтобы то быстрее, то медленнее.

– Разве можно этим управлять?

– Пробуй. Можно.

– Ой. Получается.

– Теперь останови и запусти в другую сторону.

Очнулась, только когда вода остыла. Пришлось перелезать под одеяло. Время остановилось. Потом помчалось. И снова остановилось. Замерло. Вселенная сжалась до размера его губ. Расширилась его руками. Вспыхнуло светом. А душа смотрела на все это с высоты птичьего полета. И кричала оттуда, сверху.

Не буду говорить что.

14 ясеня 320 года. Полдень. Дамба. Старшой