Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов

— Что же ты посоветуешь? — спросила она насмешливо.

— Не знаю, — признался я. — Необходимо все тщательно обдумать.

— У нас нет времени! — отозвалась она. — С понедельника нужно ждать ареста имущества.

— Давай отложим решение хотя бы до завтра! — взмолился я.

— Давай, — снисходительно согласилась она. — До завтра, пожалуй, потерпит.

Когда мы прощались с Собакиным, я вновь поймал на себе ее испытующий взгляд. В нем была странная отстраненность, как будто это не она признавалась мне минуту назад, что доверяет полностью. И было что-то еще, чего я не мог понять. Мне сделалось не по себе.

От Собакина мы вернулись во «Фламинго», за тот же стол. Настроение у нее вновь сменилось. Былая энергия улетучилась. Теперь она стала задумчивой и тихой. И, как мне показалось, несколько разочарованной.

— Почему ты такой хмурый? — спросила она рассеянно, рассматривая свой маникюр.

— Не вижу особых поводов для веселья, — коротко ответил я.

— Ты так за меня переживаешь? — В ее вопросе мне послышалась ирония.

— Конечно, переживаю, — сдержанно ответил я. — Тебя это удивляет?

Она подняла на меня взгляд и провела пальцами по моему лбу, как будто разглаживая морщины.

— Я тебе нравлюсь, правда? — неожиданно сказала она. — Я чувствую.

— Да, — подтвердил я. — Правда.

Она замолчала и опять погрузилась в себя. Я не знал, о чем она думает, и испытывал беспокойство, смешанное с легким раздражением. Пауза затянулась.

— Что-то не так? — не выдержал я, наконец.

— Я знаю, почему ты сердишься! — вдруг объявила она. В ее голосе звучала не то горечь, не то усталость. — Тебя испугали мои проблемы. Ты не желаешь их решать. Они тебе не нужны. И переживаешь ты сейчас вовсе не за меня. А за себя! Ты настроился приятно провести вечер с интересной женщиной. И вдруг — на тебе! Обнаруживается, что надо ее срочно спасать! Досадно, наверное, да?

Это было не самое справедливое замечание. До сих пор инициатива в наших отношениях принадлежала не мне. С другой стороны, если я искал справедливости, мне следовало обратиться к Бомбилину. Кем-кем, а специалистом в этой области она не являлась. Я все понимал. И все-таки я разозлился.

— Послушай, — сказал я, стараясь говорить спокойно. — Ты, может быть, не заметила, но я взрослый мальчик. И у меня есть своя жизнь. Разумеется, не столь насыщенная и важная, как твоя. Совсем никчемная, но все же своя. И меня действительно смущает твоя готовность ею распоряжаться.

— Бывает, что люди начинают жить одной жизнью, — заметила она как бы про себя.

Я терпеть не могу риторики.

— Одной — это твоей? — спросил я саркастически. — Мне померещилось, что нас двое.

Судя по нетерпеливому жесту, она была готова ответить резкостью. Но переломила себя.

— В таком случае, объясни мне, пожалуйста, как должна вести себя с тобой женщина, у которой есть проблемы? — заговорила она сдерживаясь. — Делать вид, что у нее все в порядке? Радоваться тому, что ты заехал к ней на пару часов и исчез? У меня все висит на волоске! А человек, который мне нравится…

Ее голос начал неприметно набираться высоту. Но, вновь сделав над собой усилие, она прервалась и закончила почти ласково:

— Мне совсем не хочется втягивать тебя во все это. Мне было бы приятнее дарить тебе подарки. И класть деньги в сумку. Но я не могу раздвоиться. Это моя жизнь, мои проблемы. Мои дети. И мне никуда от этого не деться!

— Ты смешиваешь разные вещи, — не согласился я. — И ведешь себя, как человек, который находит на улице оставленный чемодан. Вместо того чтобы пройти мимо, он хватает его и спешит с ним домой. Ты уверена, что там сокровище, да? А вдруг — взрывное устройство? Что ты вообще знаешь о бизнесе своего мужа? За что ты сражаешься? Ты рискуешь жизнью, и не только своей, за чужие долги? Это только начало! Сколько еще неприятных открытий и тайн обнаружится в ближайшее время?

— Что же ты мне предлагаешь? — упрямо возразила она. — Все отдать? Остаться нищей с двумя детьми и начать искать работу секретарши?

Она презрительно надула губы.

— Но почему я должен что-то предлагать?! — взорвался я. — Я знаю обо всем этом еще меньше тебя!

— Не кричи на меня! — тоже вспылила она. — Я не собираюсь тебя удерживать. Я тоже должна понять, нужен ли мне мужчина, готовый со мной спать, но не готовый разделять со мной опасность!

— Спасибо, — пробормотал я сквозь зубы. — Но, раз уж мы начали торговаться, я, кажется, не готов даже спать с тобой.

Повернулся и вышел. Не оборачиваясь.

Поддавшись на ее вспышку, я опять дал втянуть себя в глупую ссору. Скорее всего, она была не права. Но причин гордиться собой мне это не прибавляло.

Я успел доехать до своего дома, отпустить охрану и переодеться, когда мне позвонила Марина.

— Приезжай немедленно и забирай своего друга! — категорично приказала она.

Пожалуй, за сегодняшний день у меня образовалось слишком много начальников. Марина никогда не разговаривала со мной таким тоном. Мне показалось, что она или до предела взвинчена, или не совсем трезва. Мчаться к ней и становиться свидетелем чужих семейных ссор меня не очень тянуло. Но мобильный телефон Храповицкого упорно не отвечал, и, проклиная шефа, я поплелся из дома на улицу.

Я не стал возвращать свою охрану, у которой и без того были трудные дни. Моя машина стояла в гараже. Я завел ее и поехал один.

Меня удивило, что возле дома Марины я не обнаружил ребят Храповицкого. Гадая о том, куда они подевались, я позвонил.

Дверь открыла Марина. Вообще-то она была яркой красивой женщиной, хотя и не дотягивала до необходимых Храповицкому ста восьмидесяти сантиметров. К тому же была не блондинкой, а брюнеткой, с черными, слегка раскосыми глазами. Вероятно, семь лет назад стандарты Храповицкого еще находились в процессе своего становления и допускали отклонения.

Впрочем, в эту минуту назвать Марину привлекательной не решился бы даже я. Вид у нее был такой, как будто ее долго и немилосердно таскали по квартире, задевая при этом ею о посторонние предметы.

Ее роскошные черные волосы были растрепаны и всклокочены, тушь и помада размазаны по лицу, под глазом красовался внушительный синяк.

Вдобавок ко всему, она с трудом удерживала равновесие, дыша на меня перегаром.

— Зверь на кухне! — сообщила она коротко. — Рычит и кусается!

И пошатываясь, прошла вперед.

Храповицкий, взъерошенный, злой и совершенно пьяный, сидел в углу за кухонным столом. Его белый костюм, который он, вероятно, надел специально, готовясь к торжественному разрыву, был смят и кое-где залит вином. Он окинул меня мутным мрачным взглядом и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Марина его перебила: