Куда он денется с подводной лодки - Наталья Труш

– Мамуль! Ты выражения выбирай!

– А что я сказала? – притворно удивлялась тетя Соня, посмеиваясь в жесткий воротник нарядной кофточки. – Ты ханжа, Тоська! Нормальные стишата для близких людей и ничего такого личного! Илья, деточка! Вы не смущайтесь уж так вот! Ингуська с Тоськой внимания не обращают, и Игорешка привык. И вы привыкайте!

Илье было хорошо в этом доме. Как в семье. И он впервые за все время с момента встречи с Ингой подумал, что у них действительно все будет хорошо. Уже без всякого вопроса в конце фразы. Просто хорошо – и все.

Потом пришли родственники Кузнецовых – Тосин двоюродный брат Валера со своей половинкой – краснощекой и упитанной, как колобок, женой Валей. Все долго знакомились и представлялись друг другу.

Тося всех быстро пристроила к делу: кого чистить картошку на кухне, кого нарезать треугольничками хлеб, кого протирать фужеры.

Софья Гавриловна придирчивым взглядом окинула праздничный стол. Все было красиво: и скатерть новогодняя с вышитыми по углам колокольчиками, и серебристые свечи в старинном подсвечнике посреди стола, и поигрывающие радужными бликами на изломах хрустальные фужеры, и тонкостенные рюмки.

– А стаканы? – Софья Гавриловна фыркнула. – Тось, а морс наливать в чашки, что ли, будешь? Вот кровь крестьянская! Пойдемте, Илюшенька, в мою комнату, надо достать парадные стаканы.

Тяжелые – парадные – стаканы и высокий красивый кувшин в комплекте с ними стояли на стеклянном старинном подносе на верхней полке в серванте.

– Вот там, деточка, – показала Софья Гавриловна Илье на самый верх, – только доставайте аккуратно, там пыли полно! И табурет вот возьмите, а то свалитесь, и красоту мою перебьете, и себе шишку поставите.

Илья скинул тапочки. Одной ногой он уже стоял на табурете, а смотрел не на хрустальный сервиз, а на старое фото в рамочке под стеклом.

– Ну, что ж вы застряли-то, деточка? – подтолкнула его Софья Гавриловна.

Баринов машинально поднялся на табурет, не глядя на стаканы, пошарил по серванту, сдвинул с места поднос и мягкую подушку пыли. Чихнул и едва не упал с табурета. Стаканы подвинули на подносе кувшин, все хрустальное семейство нарядно дзинькнуло, словно чокнулось за праздничным столом. Баринов поставил добычу на табурет и снова посмотрел на фото в рамочке.

– Это... – промычал он.

– Это? Это мой друг, деточка. – Софья Гавриловна посмотрела на снимок, на Илью Баринова, снова на снимок под стеклом. – А вы... знакомы?

Батя... ...Софья Гавриловна села на свою высокую кровать, украшенную по старинке подушками-думочками всех размеров.

– Ты... Илья... Баринов???

Баринов кивнул.

– И родился в Большом Логе?

– Там, да...

Софья Гавриловна хватала воздух и держалась рукой за сердце.

– Вам плохо? – Баринов ринулся к двери.

– Нет-нет, деточка, нет, не надо никого звать... Мне хорошо. Сейчас справлюсь. Садись вот тут. Вот тут, рядом.

Баринов присел на краешек кровати. Софья Гавриловна взяла его руку и качала ее, как ребенка.

– Радость-то, радость-то какая, деточка! Так не бывает! Я и мечтать не могла, что Санечкин сын и моя Ингушка – вместе. Она хорошая, очень! Ты ее не обижай! Любит она тебя. Всегда любила. И я твоего отца очень любила. Вот... Потому он у меня тут... – Софья Гавриловна внимательно посмотрела на Баринова. – А вы очень похожи. Очень. С Тосей.

– Почему с Тосей? – Баринов уже смутно догадывался о происхождении Тоси Кузнецовой, но было это все как в кино каком-то. Он, кажется, даже видел такое. У него не было времени все осмыслить и понять. Баринов покрутил головой. Яснее в ней не стало.

Приоткрылась дверь в комнату, заглянула Тося:

– Мам, до Нового года час, а вы...

– Заходи, дочка! Поговорить надо.

– Мам!

Софья Гавриловна жестом остановила ее и показала рукой: двери прикрой.

– Туська, никогда б не стала ничего тебе рассказывать, кабы не судьба такая, что сама в дом пришла.

– Мам, ты о чем, а?

– Садись. Вот тут, рядом со мной.

Тося присела по другую сторону от матери. Та взяла ее руку и руку Баринова, вложила одну в другую, накрыла своей ладонью.

– Туська, вот тебе брат твой, Илья. Ты сейчас сильно меня не расспрашивай ни о чем, потом-потом. Ошибки нет – отец у вас один. Вот он, Александр Михеевич Баринов. – Софья Гавриловна кивнула на сервант, за стеклом которого в фоторамке улыбался любимый ее «адмирал».

Тося смотрела во все глаза на Илью. Она теперь поняла, что ее так кольнуло, когда она увидела его сегодня рядом с Ингой. Что-то знакомое увидела она в нем. А оказывается, себя.

– Похож. На меня похож. – Тося улыбнулась Илье. Не как Ингиному мужчине. По-другому.

Когда они ввалились в кухню с совершенно глупыми улыбками на счастливых лицах и наперебой стали рассказывать присутствующим историю своего «братания-сестрения», у присутствующих случился легкий шок. В чувство всех привела тетя Соня, скомандовала срочно отправляться за стол, чтобы до наступления Нового года успеть проводить старый.

Сели. Игорь откупорил бутылку шампанского. Аккуратно хлопнула пробка, и пенный напиток кудрявой бородой повис на горлышке бутылки. Тем временем на экране телевизора появился президент.

– Валерик, деточка, – обратилась к племяннику тетя Соня, – а открой-ка, будь добр, бутылочку водочки, чтоб уж совсем по-русски!

– Мам! Что это с тобой? – Тося вопросительно посмотрела на мать.

Валерий скрутил пробку с бутылки водки и спросил у своей чудаковатой тетки:

– Теть Сонь, водку, что ль, будешь пить? Ну ты даешь, тетушка!

– Не зубоскаль! Рюмочку вот наливай.

Она поставила рюмку посреди стола. Потом подумала, как будто в чем-то сомневалась, и накрыла ее кусочком хлеба.

– Вот, хоть и не по-праздничному, но сегодня так нужно. – Куранты начали отбивать последнюю минуту уходящего года. – Светлая память «моему адмиралу» – Александру Михеевичу...

Илья Баринов вздрогнул и поднял глаза на Софью Гавриловну:

– Как «светлая память»?!! Отец жив...

Проводы Сонечки Кузнецовой на Север были долгими и слезными. К этому событию Сонечка готовила семью заранее, задолго до того, как влезла в вагон поезда и спрятала под полку легкий чемоданчик с нехитрыми пожитками.

Сначала она узнала все о том, как можно завербоваться на работу в район Крайнего Севера, потом писала письма с обратным адресом: город Ленинград, Главпочтамт, до востребования, Кузнецовой Софье Гавриловне, чтобы дома никто случайно эти письма не мог получить.

Она упорно искала себе работу в далеких краях, где, по слухам, можно было легко заработать на безбедную жизнь. Называлось это – «поехать за длинным рублем». Но для Сони не только деньги были главным во всей этой затее: своим отъездом она хотела хоть как-то решить жилищный вопрос.