Бремя богов - Александр Прозоров

Любый шел дальше, одного за другим обращая найденных в разных кочевьях и вызванных в столицу молодых охотников кого в лося, кого в кабана, кого в бобра, кого в волка.

– Покажи мне свою кровь! – Ладонь повелителя оборотней легла на плечо воина великой Купавы, а его взор вонзился в зрачки чародея. – Выпусти своего первопредка!

Легкий толчок послал Золотарева вперед, тот кувыркнулся через нож и выпростал руку, выбрасывая вперед тщательно отрисованный в сознании образ темной, как растворимый кофе, крупной мохнатой куницы. Толпа взревела, зверек взмыл в темноту… И в сторону чародея никто уже больше не смотрел.

Степан быстро отодвинулся на край свободного круга и пристроился к лесовикам, слишком взбудораженным, хмельным от восторга людям, не придающим значения легким толчкам по ногам или в бок и поднимающимся снизу, с травы.

– Время пришло! Время небесных духов! – гомонили охотники, размахивая руками. – Любый! Любый с нами! Веди нас, посланник небесных духов!

Воспитанник братства отошел в сторону от всех этих ошалевших людей, проводивших в темноту новообращенных оборотней и теперь славящих своего повелителя, оглушительно вопящих о времени справедливости и законах леса. Степан Золотарев не разделял общего восторга. Наоборот – в его душе остро и неприятно, тошновато свербило. Ведь он пришел в этот мир, чтобы остановить наступление всех тех, с кем успел сжиться, с кем подружился. Тех, кто в него верил.

Убийца из будущего сел на берегу, бессмысленно таращась в непроглядный болотный мрак.

Он опять позорно провалился!

Он опять находился от повелителя оборотней на расстоянии вытянутой руки – но так и не нанес ему быстрого и точного удара в сердце, к которому готовился всю свою сознательную жизнь.

Не потому, что побоялся – Степан чуть не с самого рождения смирился с тем, что после убийства своего главаря оборотни порвут его на куски. Пожертвовать собой во имя будущего – это его долг, его судьба! Он вырос с этой мыслью, она въелась в его плоть и кровь. И не потому, что не умел – наносить точные смертельные удары его тоже учили с самого босоногого детства.

Просто так получалось, что убивать требовалось не чудовище, несущее всем вокруг муки, кровь и разрушение – а лекаря, защитника слабых, борца против рабства и голода. Того, кто приносит людям мир, соль и жизнь – что в этом мире являлось примерно одним и тем же. Завоевателя, изгоняющего из людей страх и дарующего побежденным безопасность.

Рука воспитанника братства просто не поднималась нанести смертельный удар тому, на кого молились сотни тысяч людей! Он не мог предать, обмануть всех, для кого посланник небесных духов являлся спасением и единственной надеждой на лучшую жизнь – Ласку, Бороду, Луниноя и всех остальных потомков небесной куницы; не мог предать Беролапа и его друзей; не мог лишить надежды бесчисленных детишек, которых каждый день спасал от ран и болезней властелин лесовиков, не мог обрушить отчаяние на их матерей и отцов.

Но вместе с тем разум Золотарева напоминал – повелитель оборотней должен исчезнуть! Историю человечества нужно сохранить, оставить прежней. Будущее должно принадлежать людям, а не полузверям.

Если этого не сделать – его мир исчезнет. Больше того – просто никогда не возникнет!

Не появится братства, не родятся его родители, никогда не увидит этого света смешливая Иришка.

Чтобы спасти его, Степана Золотарева, вселенную – требуется уничтожить Любого! Любой ценой и несмотря ни на что!

И это понимание рвало душу воина великой Купавы на части.

– Будь я проклят! – скрипнул зубами воспитанник древнего братства. – Почему повелитель оборотней не оказался нормальной мерзкой сволочью?! Почему мне так хочется стать его другом?!

Тем временем праздник лесовиков по принятию новообращенных постепенно перешел в общую пирушку, утихшую только с первыми лучами солнца. На рассвете к Золотареву неожиданно подобрался тяжело ступающий Беролап, уселся рядом:

– Ты уже вернулся, мальчик по имени Старый? – сыто икнул он. – А мы и не заметили. И каково тебе показалось в новом облике, дружище?

– Это было здорово, – мрачно ответил воспитанник братства. – Жалко, быстро кончилось.

– Любого благодари за дар его великий, – широко зевнул оборотень. – Хотя… Он тоже уже спит. Еще до рассвета ушел.

Беролап отвалился на спину, закинул руки за затылок и опустил веки.

– Спит, говоришь? – Колдун из будущего глубоко вздохнул и тоже закрыл глаза, изгоняя из своей головы все посторонние мысли.

Очищенное медитацией сознание с легкостью уловило сияние собравшихся неподалеку живых душ. Тусклых огоньков обычных уставших смертных, ярких факелов, явственно принадлежащих урожденным оборотням, и еще одного человека, энергетика которого сияла, словно прожектор на фоне ночных звезд. Кому принадлежал этот свет, догадаться было нетрудно – и Золотарев осторожно потянулся к нему, с интересом разглядывая, оценивая, словно бы прощупывая обжигающую сущность, буквально раскаляющую ткань мироздания. И вдруг заметил нечто странное и непонятное: тончайшую светлую нить, натянутую, словно струна и направленную строго на запад.

Чародей расслабился, скользнул вдоль этой лесы невесомой тенью. Промчался лесами и реками, лугами и болотами…

Нить внезапно оборвалась – и невесомая тень закружилась, завертелась, пытаясь понять, куда она попала? Пригляделась к реке, к селению, к городу неподалеку и его яркому хозяину.

Лес, протоки, подозрительно знакомый изгиб реки и холма над нею, тихое болото и поселки на другом берегу. Ручей, зеркальная отметка…

Его собственный след…

– Да это же Москва! – открыл глаза молодой колдун. – Повелитель оборотней чем-то привязан к берегу Москвы-реки!

Настоящая ворожба больше всего похожа на игру в шахматы. Выиграть партию в этой старинной игре очень просто. Достаточно просчитать все возможные варианты перестановок. Единственная проблема в маленьком нюансе: вариантов развития партии столь много, что простой перебор позиций даже на пять ходов вперед превращается в абсолютно неразрешимую задачу.

Точно та же беда и с заглядыванием в воду. Чтобы внимательно проследить человеческую жизнь – нужна еще одна жизнь. А если ее «пролистывать» наскоро – легко упустить нечто очень важное.

В искусстве прорицания не сильно помогает даже технология вычисления экстремумов. Ведь экстремум – это точка перегиба. Резкого изменения судьбы. Когда погибает молодой, сильный и здоровый человек – это экстремум. Когда чахлый и больной человек вдруг спрыгивает с печи и берется за меч – это экстремум. Когда умирает больной человек, либо когда бывалый воин убивает сотню врагов – ткань мироздания не меняется, ибо это естественное течение вещей. Не экстремум. В результате – любой, самый тонкий и тщательный расчет способен упустить не то что одинокую смерть – а даже целую кровавую битву.