Ураган - Джонрид Абдуллаханов

Если я пришелся по душе такому почтенному старцу, как вы, это для меня дороже всяких молитв. Но вы именем аллаха просили сказать, как меня зовут, и я должен сделать это. Слушайте, отец мой: в Бухаре меня зовут Ахмад Махдуми Зодчий, Ахмад Махдуми Звездочет, Ахмад Махдуми Большая Голова. Но для вас я просто Ахмад Дониш.

Старик молитвенно поднял руки к лицу.

— Я слышал о тебе, я знаю тебя, ты — самый великий ученый нашего времени, да будет благословенно имя твое!

И он долго смотрел вслед удаляющимся всадникам.

...Слух о возвращении Ахмада Дониша, возглавлявшего посольство эмира Музаффара к русскому царю, разнесся по всей Бухаре. Навстречу послам выехали сановники двора, а также родственники и друзья ученого. Высыпал на улицы и простой бухарский люд, приветствовавший радостными кликами вестников из далекого, огромного государства Российского.

Уже не в первый раз отправлялся в Россию Ахмад Дониш. Он приносил на свою родину вести о науках и искусстве, нравах и обычаях великого народа, который живет в стране, где никогда не заходит солнце, в стране белых летних ночей и огромных снежных барханов зимой. В своих трактатах Дониш рассказывал соплеменникам о науке врачевания в России, об астрономии, математике, анатомии, о книгохранилищах и музеях, где хранятся скелеты давно вымерших на земле животных. Ахмад Дониш повествовал также о развитии торговли в России, о шумных и богатых торговых рядах и о жизни при дворе русского государя. В далекой северной стране Ахмад Дониш знакомился с самыми разными людьми: с учеными, поэтами и философами, с общественными деятелями, ремесленниками и простолюдинами. Подолгу беседовал с ними.

Но на этот раз он по-новому, пристальней изучал жизнь России. И понял, что в ней растут и зреют новые силы, которые защищают интересы народа, и этим силам принадлежит будущее. Он чувствовал всем существом своим, что повсюду земля колеблется под ногами сильных мира сего, шатаются троны, слышатся глухие подземные толчки грядущих мировых переворотов, когда карта земли изменится и возникнут новые нации и новые государства. Рухнет и трон эмира в Бухаре, и великая, очистительная, животворящая буря пронесется над его родиной.

Перед его внутренним взором возникала удивительная картина: сады вчера еще нищего кишлака ломятся от плодов, дают обильные урожаи бахчи и виноградники; пустыня превращена в цветущий сад. Видение было недолгим. Народ снова предстал перед ним в облике повстречавшегося ему вчера старика дехканина, тщетно молящего аллаха о пиале воды, а пьющего только собственные слезы.

И великой грустью переполнилась душа Ахмада Дониша, и не мила ему стала радость друзей и учеников, приветствовавших его. Он молча отстранил их рукой, а сам поспешил к эмиру.

...Эмир бухарский Музаффар принял послов в своей летней резиденции Чорбаг.

По аллеям степенно прохаживались священнослужители, длиннобородые старцы в белоснежных шелковых чалмах и долгополых халатах. Опуская глаза, они приветствовали послов учтивыми словами. Но Дониш, шедший во главе своих спутников, лишь короткими кивками отвечал на витиеватые приветствия и торопливой походкой направлялся в глубь сада. И тогда по рядам духовных лиц пополз злой, ядовитый шепоток:

— Пусть ветер унесет наши поклоны!

— Еретик, колдун, друг дивов[25], сын шайтана[26]!

— Этот безбожник отравляет умы наших юношей!

— Он учит, что земля — это подножие трона аллаха — круглая и вертится вокруг солнца!

— Слуга урусов, он продался русскому падишаху и околдовал нашего властелина!

— И откуда у него столько спеси берется? Хоть бы на нас глянул разок, этот неверный!

Но Дониш, не обращая ни на что внимания, продолжал шествовать во главе посольства, направляясь к трону эмира. И когда его взгляд скользил по снежно-белым одеждам священнослужителей и пышным халатам вельмож, ему невольно вспоминался старик дехканин, его изможденное лицо, черные ступни, растрескавшиеся и покрытые белым налетом, словно проклятая и бесплодная земля солончаков.

В самом центре Чорбага, этого райского сада, на открытой террасе, под аркой, расписанной иранской золотой вязью и украшенной ярчайшей мозаикой, сидел эмир в кругу своих визирей и советников. Придворные расположились полукругом на атласных курпачах[27] за низенькими столиками, на которых стояли большие золоченые блюда с плодами и жаренной на вертеле бараниной. У подножия террасы расстилались узорчатые ковры живых цветов. В зеленой листве вспыхивали, как самоцветы, диковинные заморские птицы. Павлины распускали свои сверкающие хвосты, черные лебеди плавно двигались по глади искусственных водоемов. Пение соловьев и резкие крики павлинов сливались в своеобразную музыку.

Как только послы приблизились, вельможи, окружавшие трон, поднялись приветствовать их.

Эмир Музаффар бухарский был сверстником Дониша. Его крупная, тяжелая фигура выделялась на фоне занавесей, струящихся китайскими и индийскими шелками. На нем было парадное шахское облачение, сверкающее золотым шитьем и драгоценностями. За чеканный золотой пояс было заткнуто драгоценное оружие тончайшей работы знаменитых мастеров. Он держал в горсти свою остроконечную холеную бороду, время от времени задумчиво поглаживая ее.

Дониш низко поклонился властителю, потом собравшимся членам меджлиса и передал им салям[28] от русского царя. Среди собравшихся на меджлис глухо пронеслось ответное приветствие: «Офарин!» («Слава ему!»). Эмир пригласил послов к своему столу, а Донишу было предложено место у самого трона, на бархатных подушках, положенных поверх атласных покрывал.

Слуги стали разносить угощения. Пир был шумный и долгий, но Дониш, всегда равнодушный к еде, чтобы не обидеть эмира, лишь прикасался к утонченным яствам. Он сидел молчаливый и даже угрюмый.

Но вот эмир обратился к своему послу:

— Мой дорогой Махдум, мы жаждем выслушать ваш рассказ о далекой стране урусов.

Дониш снова поклонился эмиру и меджлису и медленно, пытливо обвел взглядом собравшихся.

Он увидел глаза, полные злобы и зависти, нацеленные прямо ему в сердце. Эти глаза будто громко кричали о том, что Дониш безбожник, вернувшийся на родину, быть может, лазутчик русских. И зачем только властитель принимает его с таким почетом, зачем посадил так близко к трону? О, если бы только была наша воля! С каким наслаждением мы бы прокляли тебя, побили камнями и изгнали навсегда во имя аллаха!

Все эти мысли Дониш прочел в глазах вельмож. Но сердце его не дрогнуло, и он лишь презрительно усмехнулся, сказав про себя: «Это все суета!»

Он увидел среди устремленных на него взоров и другие глаза, глаза друзей. Они были подобны цветкам наргиса[29] , что по утрам, пробуждаясь,