Весь Кир Булычев в одном томе - Кир Булычев

не выдержит и простудится. Или спрячется дома от дождей. Когда этого не произошло, она попыталась не допустить его на стройку. Тогда Кротов устроился под забором и всю ночь глядел на дуб через щель.

Это вызвало в Марии Семеновне страшный гнев. Она даже взяла железный прут арматуры и хотела побить Кротова, но в последний момент передумала и пошла на необычный для себя шаг: отправилась к нему домой поговорить с мамашей.

Разговор с мамой Кротова приводить нет смысла, потому что он был в значительной степени повторением ее разговора с самим Кротовым. Выйдя от мамы, Мария Семеновна уже на улице повторяла на разные лады ее последние слова: «Я горжусь своим сыном, горжусь тем, что воспитала гражданина».

На четвертый день, находясь в полном отчаянии, прораб вызвала к себе Стукина. Стукин был не лучшим рабочим стройки. Он был склонен к выпивке и хулиганству. Он был ленив. Но у него было одно достоинство, которое в тот момент устраивало Марию Семеновну. Стукин был страшно корыстолюбив.

И Мария Семеновна дала ему двадцать пять рублей за соучастие в операции «дуб».

Ночью, когда мелкий дождик дробно стрекотал по мостовой и рябил лужи на стройплощадке, некая темная фигура подошла к дубу и начала производить возле него шум.

Кротов сразу вскинулся, прижался к щели в заборе и громко начал спрашивать:

— Эй, что там такое? Я сейчас вызову милицию.

Крики Кротова гасли в дожде, но черная фигура неверной походкой начала удаляться от дуба. Кротов еще долго стоял, прижавшись к забору, но ничего более плохого не произошло.

Тогда он вернулся к своему стулу, отвинтил крышку термоса и налил себе в крышку горячего чая.

Если бы он не был столь взволнован и утомлен, он, может быть, заметил бы, что термос стоит совсем не там, где он его оставил. И что вкусом чай несколько отличается от обычного. Но ничего он не заметил и не догадался, что за те минуты, пока он стоял, прижавшись носом к забору, Мария Семеновна подсыпала в чай снотворного.

Вскоре необоримый сон одолел Кротова. Ему показалось, что он задремал лишь на секунду, но, когда он проснулся, оказалось, что уже утро, на стройке шумят рабочие, а мимо проезжают автомобили и прохожие с удивлением глядят на человека, спящего на стуле, прислонившись к забору.

Предчувствуя неладное, Кротов кинулся на стройплощадку.

Там, возле дуба, стояла Мария Семеновна. Лицо ее было скорбным и суровым. Увидев Кротова, она пошла к нему навстречу, широко разводя крепкими руками.

— Ты чего ж! — кричала она. — Ты чего ж недосмотрел? Государство поручило тебе охранять природу. А как ты ее охраняешь?

— Что случилось? — с замиранием сердца хрипло спросил Кротов, спеша к дубу.

— Вот и случилось! — отвечала Мария Семеновна. — Дуб почти спилили!

И в самом деле, толстый, в два обхвата, ствол дуба был перепилен на шесть седьмых. Вокруг лежала куча опилок.

— Проспал? — укоризненно спросила Мария Семеновна. — Сколько его пилили? Всю ночь пилили? А ты книжки читал? Я на тебя напишу!

— Ваша площадка! — закричал Кротов, не скрывая слез. — Ваши дела! Вы его убили! Человечество вам этого не простит! У вас руки в крови!

— Ну, это ты брось, — отвечала Мария Семеновна. — Руки у меня чистые. Я к этому не имею отношения.

Те люди, которые видели эту сцену, не улыбались, потому что горе Кротова было велико. К тому же все вдруг поняли, что дуб и в самом деле коварно и подло убит.

— Я этого не делала, — твердо сказала Мария Семеновна, не в силах скрыть внутреннего торжества. — Да и кто будет его пилить? Может, мамаша твоя пилила, чтобы ты не простудился?

Кротов молчал. Он стоял возле дерева, смотрел на глубокую рану и понимал, что великан, переживший нашествие Наполеона, уже никогда не распустит своих листьев и не зашумит под ветром.

Птицы, поняв, что их дом погублен, уже перелетали на другие деревья.

— Грянет, — произнес Кротов с глубоким внутренним убеждением. — Будет возмездие. Есть справедливость на свете! Все, кто здесь стоит, вы слышите мои слова?

И люди начали отступать. На Руси всегда существовало определенное отношение к юродивым и предсказателям — их слушали с трепетом. Даже цари.

Только Мария Семеновна, чувствуя себя победительницей, не отходила от дуба.

— Ну что, — спросила она шепотом, чтобы никто не слышал, — сберег ты свои дрова?

Подул ветер. Он становился все сильнее, словно сама природа негодовала на преступление.

Под свистом бури персонажи этой маленькой трагедии казались преисполненными значения, подобно греческим трагедийным героям. Громко хохотала Мария Семеновна, и как статуя стоял, подняв осуждающий перст, Кротов.

И в этот момент под ударами ветра дуб начал крениться.

Скорость его движения все возрастала, оглушительный треск потряс стройплощадку.

Дуб тяжело рухнул на землю, отчего по ней прошла дрожь.

Могучая зеленая крона скрыла под собой не успевшую отбежать Марию Семеновну, словно волны океана поглотили ее.

Эта история стала известна в городе. Рассказывали многое. Некоторые говорили, что ее убило стволом великана, другие утверждали, что возмездие приняло совсем уж странную форму: когда дерево распилили и подняли, оказалось, что никаких следов от Марии Семеновны нет. Она пропала бесследно.

Такова сила слухов. Таково внутреннее желание справедливого возмездия, которое живет в народе.

На самом же деле, когда грохот утих, Мария Семеновна с трудом выбралась из ветвей дерева. Она была поцарапана, но в остальном невредима. Возмездие ограничилось моральным воздействием.

Не сказав ни слова, она ушла с площадки.

На следующий день Мария Семеновна взяла расчет и перевелась на Крайний Север, хотя у нее была квартира в Москве.

Строительство продолжалось своим ходом. Пень от дуба стоит как раз рядом с рельсами, по которым ходит башенный кран.

Порой постаревший Кротов приходит туда, сидит на пне и смотрит, как растет дом.

Юбилей «200»

Славная дата — двести лет Эксперименту. В истории Земли ничего подобного не было. И не будет.

Второй месяц кипят страсти. Сама длительность начинания подавляет воображение. Создатели Эксперимента кажутся небожителями.

На самом деле они существуют лишь в виде портретов в актовом зале.

Дарвин. Мендель. Павлов. Соснора. Джекобсон. Сато.

Разумеется, первые три благополучно скончались, не подозревая об Эксперименте. Три последние не дожили до первых результатов.

Мне надоела суета. Я пошел в библиотеку. Там тоже не было покоя.

Марусенька уговаривала пылесос — дефицитнейший, ценнейший, драгоценнейший прибор в институте — заняться книжными полками. Фолианты на верхних полках — Бюффона, Кювье и Ковалевского — никто не трогал лет сто. Я представил себе, сколько