Чародеи - Андрей Смирнов

Секунду или две Джезми еще молчал, глядя на Повелителя Тьмы. Он помнил Дайнеана человеком — пажом одного из Обладающих Силой, мальчиком на побегушках — и те воспоминания плохо сочетались с тем, что он видел сейчас. Он помнил преображение Дайнеана и его стремительное восхождение в Силе, и его победу над бывшим учителем, но все же, глядя на того, кто сейчас, быть может, являлся сильнейшим лордом Хеллаэна или одним из сильнейших, он вспоминал того юношу, которого когда–то знал — в другом мире и в другую эпоху… Еще он понимал, что не должен позволить памяти обмануть себя и обращаться ему следовало не к тому мальчишке, а к лорду.

— Я был в плену, — коротко сказал он. — Я не отдавал приказов сгиудам нападать на Обладающих Силой в Хеллаэне и Нимриане. В какой–то момент мои ученики сошли с ума, лишили меня возможности предпринять что–либо и развернули всю эту безумную деятельность…

— Я уверен, что это ложь! — громко провозгласил Повелитель Ворон. — Прошу, отдайте его мне. — Хриплый голос переполняло алчное, почти сладострастное желание заполучить наконец недруга в свои когти. — Я вырву из него все, что он пытается скрыть.

Джезми содрогнулся. О том, что с ним произойдет, если требование Вороньего лорда будет исполнено, не хотелось и думать.

— Теперь это мой пленник, — снизу, из растекшегося по Селкететхар облака пустоты, донесся холодный и непреклонный голос Владыки Пределов. — Мой. И я поступлю с ним так, как посчитаю нужным.

— Хватит жрать, — насмешливо бросил Волкозуб. — Вы уже все сделали, что от вас требовалось, милорд. Отзовите свою Силу.

И правда — ни монастыря, ни его своеобразного энергетического поля уже не было, равно как и немалой части каменистых холмов Селкететхар. Антинаар перестал распространяться дальше — не умей он сдерживать свои аппетиты, ему бы никогда не позволили поселиться в Хеллаэне — но свое присутствие в этом месте уменьшил лишь в незначительной мере. Волкозуб ошибался, полагая, что может указывать ему, что следует делать.

— Милорд, — спокойно и терпеливо сказал Дайнеан. — Мы по–прежнему ожидаем вашего рассказа.

— Мне нечего сказать, — ответил Джезми. — И большего вы не узнаете, даже если разорвете меня на части и исследуете мой разум и душу вдоль и поперек. Я не знаю, что за Сила вмешалась в жизнь Небесной Обители и переиначила тут все.

— Для чего ты вообще ее создал? — пренебрежительно спросил Алгарсэн.

— Чтобы те, кто хотел идти путем света, имели бы такую возможность.

— Что за чушь?! — недоуменно вопросил Кар–факс, болтая в воздухе копытами.

— Это не чушь…

— Да, он это вполне серьезно, — перебил Джезми Повелитель Ворон. — Он малость не в себе, как и его дражайший учитель. То, что произошло в Небесной Обители, — свара сумасшедших фанатиков, выяснявших, кто из них правовернее. Останься Джезми у власти — было бы то же самое, ничуть не сомневаюсь. Отдайте его мне. Я выбью из него правду.

— В Хеллаэне установлен определенный порядок вещей, — сказал Джезми. — Этот порядок жесток и недобр. Смертные принимают его с рождения, они дышат им и мыслят теми категориями, что им привычны, но не все из них остались бы в рамках этого порядка, если бы у них был выбор. Цель Небесной Обители была в том, чтобы такой выбор им дать. Лишь тем, кто желал этого. Не покушаясь на все остальное.

— Да уж, рассказывай!.. — засмеялся Гасхааль. — Лорды, он сам признался в том, что он и его учитель затеяли экспансию, пожелали распространить порядки своей Империи Света на наши владения! Что это, как не бесцеремонное и наглое вторжение?! Более откровенным было бы лишь прямое объявление войны! Прошу вас, отдайте мне этого маленького гнусного шпиона!..

— Милорд Джезми, — произнес Дайнеан. — Для тех, кому дорог Свет, есть Нимриан…

— Там то же самое. Ваши порядки…

— Это наши порядки, — Дайнеан чуть возвышает голос, и Джезми приходится замолчать. — Не будем спорить. Вы забрались на чужую территорию, и это нехорошо. — Повелитель Тьмы перевел взгляд на Антинаара. — Милорд, вы позволите мне решить судьбу нашего пленника?

Слух Антинаара царапнуло то, что пленника Дайнеан назвал «нашим», однако, если Волкозуба Пожиратель Голосов мог проигнорировать, а требование Гасхааля — отбросить, то возражать Дай–неану открыто он не стал. Джезми для него не имел никакого значения, и было не так уж важно, что с ним произойдет дальше. Он не хотел ссориться с Дайнеаном по многим причинам, и не последней из них была та, что его собственное присутствие в Хеллаэне не устраивало очень многих, а Дайнеан был его союзником и ратовал за то, чтобы воспринимать Владыку Пределов так же, как любого другого лорда–соседа — буде только означенный Владыка не станет нарушать общие договоренности. И поэтому Антинаар сказал:

— Да. Разрешаю.

— Милорд Джезми, — произнес Повелитель Тьмы. — На сей раз вы можете уйти свободно. Но передайте своему учителю, что если, в безрассудном стремлении распространить порядки, принятые в Империи Света, на все остальные миры, он опять начнет какую–либо деятельность на нашей территории — пришлет вас, или еще кого–нибудь своих приближенных, или придет сам, — мы будем вынуждены обратить на Империю Света свое самое пристальное внимание. Я знаю, что Повелитель Молний, Владыка Небес лорд Келесайн Майтхагелл, ваш господин и учитель, умен и дальновиден и не станет более совершать по отношению к нам опрометчивых и недружелюбных шагов. Ступайте и передайте ему все это.

Полузакрыв глаза, Дэвид лежал в небольшом бассейне, заполненном теплой водой, и пытался ни о чем не думать. Воздух наполняли цветочные ароматы, да и сама ванная комната больше походила на оранжерею — столько здесь было декоративных растений. Дорогой номер в гостинице стоил ему всех сийтов, что еще оставались на счету.

Повернув голову, землянин посмотрел налево. На низеньком столике стояла початая бутылка вина. Рядом — изящный бокал и стилет. Дэвид налил себе вина, пригубил, попытался целиком раствориться в ощущениях… залпом выпил остаток, поставил бокал обратно и взял стилет.

Минуту или больше он тупо рассматривал оружие. Он знал, что собирается сделать глупость. Впрочем, ничего, кроме глупостей, в своей жизни он никогда и не делал. По крайней мере, эта будет последней.

Он вытащил из воды левую руку и стал изучать расположение вен.

Желания умереть он не испытывал. Но и жить не хотелось.

Все утратило смысл. Он хотел забыться, раствориться в потоке чувственных переживаний — но вино не пьянило, и комфортные условия, в которых он находился сейчас, расслабляюще действовали только на тело, но не на разум.

Как–то вдруг не осталось ничего, чего бы он хотел еще добиться. На Земле он жил по инерции, покинув ее, загорелся жаждой тайн и чудес, которые открыл перед ним Нимриан, а затем забыл обо всем этом ради Идэль. Идэль он утратил, а жажда познания и управления окружающим миром, которая двигала им, когда он только начинал постигать волшебство под началом Лэйкила кен Апрея, так и не вернулась. Он не мог даже удариться в религию, потому что не верил теперь никому и ни во что. Не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Жить же просто, «как все», ни о чем не задумываясь, и на протяжении долгих лет неизвестно зачем раз за разом пересекать порог меж уходящим днем и наступающим, он не хотел и не мог. Так он жил на Земле. Он не хотел возвращаться к тому состоянию, пусть даже с другой внешней атрибутикой и на другой планете.