«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

свое место, добавив необходимые комментарии. Тревожная барабанная дробь в голове у Юдашкиной сменилась трубным звуком, коротким и страшным, как сигнал к кавалерийской атаке.

О дальнейшем рассказывали по-разному. В этих устных преданиях причудливо сочетались радиоактивные мутанты, Жириновский и НЛО. У нас в Пимезонске вообще любят передавать по кругу информацию с некоторыми уточнениями. На деле все было проще. И загадочней.

Водитель автобуса, как всегда опаздывая и заранее вызверясь, подруливал к остановке, но, увидев разбегающихся в панике людей, благоразумно промчал мимо, раздавив что-то непонятное — то ли крысу, то ли кулек с картофельными очистками. А может и взрывное устройство. Не сработало, однако. Старшина Иванов, следуя по делам службы на милицейском газике, издали заметил нарушение общественного порядка. По приближении же к месту происшествия зафиксировал остолбеневших граждан в числе трех: старичка с газетой «Красная звезда», молодую женщину с открытым ртом и мужчину, вроде снабженца, в запотевших очках. Кои и были им погружены в машину для препровождения в отделение и снятия показаний.

Проще всего было с Клюшкиной. Она еще не пришла в себя и потому сообщить что-либо по факту происшествия не имела. Старичок с газетой, наоборот, имел, но настаивал на полной секретности в письменном виде и под грифом. Во избежание нездоровых тенденций среди населения, напрочь забывшего дисциплину и бдительность. Который вроде снабженец показал, что изо рта вот этой гражданочки или, я извиняюсь, девушки выпрыгнуло что-то размером с батон колбасы, известной у нас в Пимезонске под названием «мокрой». Каковая колбаса, видимо, зараженная бешенством, кидалась на людей и даже на автобус, но, попав под колесо, лопнула.

— Протри очки-то, — посоветовала ошарашенная Клюшкина, больше от растерянности. За что получила строгий окрик дежурного. И перенесла бы его внутри себя как многое в своей жизни. Но оба свидетеля начали тыкать в нее пальцем и кричать, что вот из-за таких все наше общество пришло в полный упадок, и еще надо проверить… Тут-то она и услышала снова трубный сигнал «Шашки подвысь!», и набрала побольше воздуху, и на стол дежурного свалилась невесть откуда ужасная тварь величиной с полено. Серая и полупрозрачная, спереди она имела вроде вентиляторя бешено работающего, а сзади крючковатую ногу, посредством которой пыталась броситься на лейтенанта, но поскользнулась на стекле и шлепнулась на пол.

Будучи при исполнении, дежурный немедля применил табельное оружие на поражение два раза. Грохот выстрелов слился с женским воплем и командой «В ружье!», поданной старичком. Скучавший в коридоре глухонемой бомж заглянул в дежурку, но был отстранен подоспевшим капитаном милиции.

— Совсем сдурели, — заключил бомж, возвращаясь на скамейку. — И не толкайтесь, пожалуйста.

— Извините, — машинально ответил капитан, человек симпатичный, но холостой по виду.

Дежурный — руки по швам — доложил обстановку, поочередно указывая головой на Клюшкину, уже названную подозреваемой, и на застреленное чудище, именуемое им «существом неизвестного назначения». Начальство велело подать рапорт по форме, боевые патроны списать, граждан отпустить, а гражданку пригласило к себе.

В кабинете Клюшкина деревянно села на предложенный стул и приготовилась к худшему.

— На вас лица нет, — сказал капитан. — Выпейте чаю. Валерьянка кончилась. Сильно испугались?

— Ага, — благодарно покивала Клюшкина. И стала греть руки о фарфоровую кружку, расписанную незабудками. Начальник занимался делами. Совсем некстати вспомнилась ей почему-то поляна за маминым домом и крошечные цветочки, неведомые по имени. Тогда, в детстве, они так забавно раскрывались под ее рукой. Или возникали? Потом-то их не стало. А может, и не было этого. Да не все ли равно.

Постучался дежурный:

— Что делать с вещдоком?

— С каким?

— Ну это… которое на полу, — затруднился дежурный.

— Вероятно, определить, что оно такое, — сказал капитан, — показать специалисту.

— Так специалист же в декрете.

— Петров, вы где служите? — удивился начальник. — Кругом наука!

Дежурный козырнул и в задумчивости отбыл.

А чай был крепкий и душистый.

— С мелиссой, — пояснил капитан. — Полегче стало?

Клюшкина опять покивала головой:

— Ага, можете допрашивать.

Он улыбнулся:

— Да Бог с вами, голубушка. Ну что вы можете рассказать?

— Вообще-то ничего не могу, — честно призналась Клюшкина и тоже улыбнулась неловко, надо же, совсем отвыкла.

— Идите-ка вы домой, — капитан встал. — А если захочется, навестите через недельку. Глядишь, и узнаем что-нибудь про это чудо-юдо.

И впервые она рассмотрела его глаза. Господи, как же давно не видела человеческих глаз, все как-то так, походя, орган зрения, и не больше. Заслонка для души. И некогда, да и неохота гадать, есть ли что-нибудь за этой заслонкой.

Неделя прошла тихо. Зная себя, Клюшкина не дергалась и дышать старалась ровно-ровно. Слушала радиостанцию «Орфей». Колготки все перештопала и спать ложилась без таблеток. Барабаны в голове почти замолкли, она объясняла это замечательным действием травы мелиссы, которую достала через сотрудницу и аккуратно заваривала с чаем. А однажды ночью тихо и грустно звучала скрипка. Кажется, Дебюсси, решила Клюшкина, раньше мечтавшая о возвышенном. И заснула.

Зашла в милицию. Хоть, по-честному, сама не знала зачем. Глухонемой бомж, скучавший на скамейке, вежливо привстал. И дежурный был тот же. Она спросила начальника.

— Капитан Сидоров в госпитале, — было сказано ей тоном, не исключавшим множественные осколочно-пулевые ранения, однако пресекающим дальнейшие расспросы. Клюшкина повздыхала немножко и еще осведомилась насчет того… происшествия. Материал отправлен на экспертизу. Как положено. Куда? А почему вы этим интересуетесь? Когда будет надо, вас вызовут. Повесткой. До свидания.

В коридоре бомж поманил ее пальцем.

— В НИИ морфологии валяется, — шепнул он. — Тут напротив. У профессора Катай-Нижегородского. Тоже мне военная тайна — дохлая каракатица. Совсем сдурели.

У профессора сидел посетитель. Молодой, но без бороды. Судя по обильной синеве щек и акценту — из расположенного к югу независимого государства. Разговор шел, на удивление, о каракатице. Которая вовсе не валялась, а пребывала в стеклянном сосуде, чем-то залитая. И глядеть на нее было не страшно, а немножко грустно. Вместо головы широкий венчик тонких-претонких ресничек, бессильно поникших. Внутри жемчужно просвечивали непонятные узлы-органы.

— Вы поймите, — сердился профессор, — это обыкновенная коловратка, к тому же погибшая. О каком разведении может идти речь? Да еще и в единственном экземпляре. Впрочем, они чаще размножаются путем партеногенеза.

— Это как? — насторожился гость.

— Н-ну, чтоб вам было понятно, без участия мужской особи.

Гость оскорбленно поднял густые брови. Клюшкина покраснела.

— И вообще, — профессор небрежно щелкнул ногтем по сосуду, — этого не может быть. Размер коловраток достигает лишь миллиметра. Артефакт! И глупые слухи.

— Да со мной это все было! — взвилась Клюшкина. — Да хотите, вот сейчас, перед вами…

— Внушение? — пожал плечами профессор. Но на всякий случай отодвинулся.

— А в сосуде что?

— Артефакт…

Южный гость догнал ее