Весь Кир Булычев в одном томе - Кир Булычев

переводчиков, что в случае дальнейшего неповиновения каждый десятый будет посажен на кол, а остальные продолжат трудовую деятельность в оковах.

Палачи разошлись по баракам. Стенания и вопли переводчиков огласили равнину. Переводчики сдались и покорились. Остальные рабы улюлюкали им вслед.

На этом очевидная и известная на всем Ближнем Востоке история первой в мире забастовки завершается. Дальнейшие события, одобренные тайным сходом переводчиков, собравшимся в ночь после капитуляции, известны нам лишь по результатам. Месть бесправных, но грамотных интеллигентов основывалась на доверии раннего бюрократа к слову, отпечатанному на глиняной табличке.

С такой табличкой пришел на следующее утро переводчик-гипербореец к своему сатрапу и, показав отпечаток пальца главного финикийского надзирателя, сообщил, что табличка — расписка финикийца о получении трех талантов серебра от враждебных ахейцев за караван верблюдов, груженных смолой. Если учесть, что финикийский надзиратель тем-де утром получил из рук другого переводчика табличку с распоряжением срочно отправить караван верблюдов, груженных смолой, на запад, и если учесть к тому же, что ни один древний бюрократ той эпохи не знал грамоты, то массовые казни среди финикийского руководства объяснимы, как и объяснима последовавшая резкая нота Финикии Вавилону, после чего финикийские, а также дружественные им арамейские специалисты были отозваны со стройки века.

На совещании, посвященном этому событию, выступил перс, который, как поняли вавилоняне из речи переводчика, нелестно отозвался о матери царя Вавилона, за что был тут же растерзан участниками совещания. На следующий день все персы и пуштуны, азербайджанцы и аланы покинули строительство, осыпая проклятиями вавилонский народ.

Через неделю строительство превратилось в хаос. Столпотворение стало Непониманием. И в этой атмосфере деловитые, никогда не ропщущие переводчики с табличками в руках являли контрастное исключение. Они всегда готовы были помочь переводом, объяснением и даже комментарием. Например, переводчица-амазонка раздобыла где-то папирус с достоверными сведениями о том, что аравийцы завтра украдут гарем у заместителя главного сатрапа. Аравийцы же узнали от Маххатмы-сабейца о намерении вавилонян оскопить всю их бригаду. Еще не зашла луна, когда разгорелся бой между вавилонянами и аравийцами. Среди погибших была значительная часть руководящих лиц строительства. Остальных обезглавили через три дня, когда царь Вавилона сменил не оправдавшее его надежд руководство.

Новое руководство столкнулось с полным языковым и моральным непониманием. Никто ни с кем не хотел разговаривать. Новое руководство подало в отставку и было обезглавлено как капитулянтское.

Рабочие и специалисты разбежались по пустыне. Строительство завершилось на полдороге. Последними уезжали переводчики. На опустевшей площади перед громадной грудой кирпича они устроили веселый дружеский банкет.

Переводчики прожили после этого много лет. Слухи об их участии в вавилонских событиях распространялись по белу свету. Внучонок спрашивал деда-переводчика:

— Ты же переводчик, дедуля. Как же ты не остановил это столпотворение?

— Боги их покарали, — отвечал дедушка. — Не ценили они кадры, вот боги их и покарали.

— А тебя почему не покарали?

— А меня с коллегами они выбрали орудиями своей кары.

Значительные города

Я разучился ездить в поездах — спать в купе и высыпаться, как дома. Тоска берет от одной мысли, что придется жить в душной клетушке, где уже спят случайные попутчики, с которыми, втискивая свои чемоданы, обменялся дежурными любезностями, — укладываться на еще влажные казенные простыни и дремать, просыпаясь на остановках от яркого света станционного фонаря или резкого гудка маневрового тепловоза.

Я оттягивал момент, когда все-таки придется уйти в купе, и курил в коридоре, опустив окно и борясь с занавеской, которая вздувалась парусом и норовила упереться в лицо.

Кроме меня, в вагоне не спали еще двое. Добродушного вида гладко облысевший флегматичный толстяк в голубой рубашке, подобранной выше локтей резиновыми колечками, появился в поезде недавно на небольшой станции, но уже успел переобуться в разношенные домашние туфли без задников. Собеседник его тоже был лыс, но его небольшая аккуратная лысина походила на тонзуру католического монаха, и сам он, в тщательно начищенных ботинках и белоснежной рубашке, казался воплощением аккуратности. Оба носили очки. При взгляде на толстяка возникало ощущение, что очки ему малы — в них словно умещались лишь зрачки, обрамленные тонкой черной рамкой. Второму человеку очки были явно велики, и он поминутно поправлял их.

Разговор я застал на середине, но это не имело значения, потому что он не был сосредоточен на какой-нибудь одной теме.

— Нет, у нас небо чистое, промышленности мало, — говорил толстяк, перебирая короткими пальцами по подтяжкам, будто играл на арфе.

— Но южное небо производит особое впечатление.

— Признаю, южное небо кажется черным, и звезд на нем больше. Но приезжайте отдохнуть к нам, выберем безлунную ночь, и тогда насмотритесь на миры, плывущие в бесконечном космосе.

Они глядели в синее чистое небо над черным забором подступавших к путям елей.

— Я предпочитаю проводить отпуск на юге, — сказал элегантный человек. — Нет, спасибо, не курю. Курите-курите, я не возражаю. Отпуск должен быть полноценным.

— Смотрите, спутник полетел.

— Их много теперь летает.

— А может, космический корабль, — сказал толстяк.

— Да. Со временем космические корабли покорят космос. И зрелище их будет для нас привычным.

— Будет привычным, — согласился толстяк. — Как же. С других планет станут к нам прилетать. Туристы, в командировку…

Элегантный человек улыбнулся, и улыбка звучала в его голосе, когда он ответил с некоторой снисходительностью:

— Если они и прилетали, то в отдаленном прошлом. Мне где-то приходилось читать об этом.

— Могли в отдаленном, могут и сегодня, — ответил толстяк просто. Голос его был выше, чем положено иметь такому крупному человеку. Наверное, когда-то голос соответствовал хозяину, но потом хозяин растолстел, а голос остался прежним.

— Не исключено.

— Даже жалею, что я лично с ними не встречался, — сказал толстяк.

— Мне тоже не приходилось.

Элегантный иронически хмыкнул.

— Разумеется, трудно поверить, — поспешил продолжить толстяк, — я бы и сам поставил под сомнение, если бы не известный мне случай.

— Ага, — сказал его собеседник и зевнул.

А мне вдруг стало грустно: вдруг этот разговор так и угаснет? Недоставало лишь небольшого толчка, чтобы толстяк поведал какую-то любопытную историю, которая, если и окажется выдумкой, все же стоит того, чтобы подбодрить толстяка каким-нибудь вопросом, но тут без моей помощи элегантный мужчина, глядя в окно, произнес:

— Метеорит упал.

Я тоже успел заметить недлинный след падающей звезды.

— Вот-вот, — обрадовался толстяк. — Тот след был куда ярче. Потом он пропал, потому что их корабль замедлил ход в атмосфере.

— М-да… — Элегантный мужчина не знал, как реагировать.

— Я был на рыбалке, — сказал толстяк. — Вместе с Паншиным. Он тоже преподаватель. Из нашей школы. Только я веду математику, а он литературу и русский язык. Мы