Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

Подписи Евы в альбомах всегда сопровождаются восклицательным знаком, а иногда и ехидным или забавным замечанием. Возле портрета, который ей нравился, она написала: «So lass mich halt!» («Вот такой бы и остаться!»). Редкий снимок, где она обменивается рукопожатиями с Гитлером, она прокомментировала: «…die kenn ich nämlich sehr gut!», вкладывая в его уста слова «вообще-то я хорошо с ней знаком». Весьма красноречивая серия обнаружилась в альбоме № 6. Несколько кадров, сделанных из окна ее спальни, показывают группу мужчин в униформе во время официального визита обаятельного молодого министра иностранных дел Италии графа Галеаццо Чиано в августе 1939 года. Рядом напечатано: «Da oben gibt es verbotenes zu sehen — mich!» («Наверх смотреть запрещено — здесь я!»). Через несколько снимков она добавляет: «Order Fenster zu! Und was man daraus machen!» («Приказ: окно закрыть! И вести себя прилично!»). Гитлер, должно быть, заметил, чем она занята, и послал кого-то сказать ей, чтобы закрыла окно и прекратила фотографировать. Из таких косвенных и осторожных комментариев напрашивается вывод о природе их отношений. От нее требовалось угождать Гитлеру («Она постоянно ждала его приказов», — вспоминает Гертрауд), а он держал ее в повиновении и зависимости, то тираня, то балуя. В иерархии привязанностей, которые действительно имели для него значение, она стояла намного ниже покойной Гели, ниже Шпеера и даже ниже его собаки Блонди. И она это знала.

С годами Ева изменилась. Чувствуется, что она больше не радуется жизни, а скучает, тоскует и испытывает неловкость в обществе желчных обитателей «Горы», как они окрестили свой анклав. Время проходило впустую. Беззаботное существование превратилось в тяжелый гнет. Запертая в «позолоченной клетке», Ева все более исступленно работала над своей внешностью. Только так она могла пытаться доказать, что достойна Гитлера. Она редко показывалась в одном и том же платье дважды, постоянно экспериментировала с прической и цветом волос. Она выглядит собранной и утонченной, но на нескольких снимках, заставших ее врасплох, лицо у нее грустное. Бесконечными тренировками она довела свое тело до совершенства, сделав его стройным, сильным и изящным. В эпоху, превозносившую здоровье и атлетизм, у Гитлера должно было быть только самое лучшее. Уже давно будучи отличной пловчихой, грациозной ныряльщицей и быстрой, уверенной лыжницей, она занималась гимнастикой часами, пока не достигла почти олимпийских стандартов. На пленке это видно лучше, чем на застывших в неподвижности фотографиях. Пока Гитлер пропадал в Берлине, Ева, используя любые попадающиеся под руку предметы — изгородь, ветви деревьев, — совершенствовала свое тело и подавляла либидо.

В 1937 году или, возможно, на свой день рождения в 1938 году — к этому времени она фотографировала Гитлера и Бергхоф уже семь лет — Ева получила шестнадцатимиллиметровую кинокамеру, снимающую на цветную пленку. Наверное, Гитлер подарил. Никто другой не мог себе позволить, да и не осмелился бы преподнести такой роскошный подарок. Она начала пользоваться ею немедленно и с большим энтузиазмом, достигнув вскоре заметных успехов как в съемке, так и в монтаже фильмов, — этим навыкам она у Гофмана не училась. Восемь получасовых пленок с ее любительским кино хранятся в обширной фильмотеке NARA, и есть еще дубликаты в Федеральном архиве Германии. Они рассказывают ту же историю, что и фотографии; иногда даже точно ту же самую, поскольку Ева часто делала ряд снимков, а потом возвращалась на то же место с кинокамерой. Комментарии NARA к пленке № 6 демонстрируют монотонность сцен: «Ева и остальные отдыхают на террасе, входит Гитлер, обменивается рукопожатиями с дамами, мужчины отдают честь. Женщины сидят на террасе. Группа отправляется на прогулку. Сельские пейзажи. Дети рвут цветы». Подобные незамысловатые эпизоды повторяются снова и снова. Позже их будут показывать в домашнем кинотеатре Бергхофа: кинозвезда Ева перед аудиторией друзей и врагов.

Многие из ее фильмов сделаны в начале сороковых годов, когда она как следует овладела камерой и набралась амбиций. Когда не пыталась быть капризной и артистичной, она снимала дурачащихся людей. В разгаре съемки Ева вдруг выскакивает на экран, прижимается к подружкам, обнимает их, расталкивает хохочущих людей, чтобы плюхнуться посередине, насытиться их близостью, потом вскакивает и убегает. Ее жесты и выражение лица утрированы, рот и глаза округляются в огромные «О» удивления, она наигранно кокетничает, дразнясь и надувая губки в шутливой обиде. Со временем участникам становилось все труднее делать вид, что им весело. Вот Ева вытирается после купания, к ней приближается молодой человек, набрасывается и пытается отнять полотенце. Она визжит и сопротивляется, но вся эта возня и толкотня выглядит на удивление невинно. Они играют, как дети, как Чаплин, суетливо и неуклюже. На вечеринках они пьют слишком много шампанского и ходят в дурацких шляпах; мужчины показывают простенькие фокусы, и женщины ахают в притворном изумлении. В этих фильмах люди не живут, а изображают жизнь. Как на развороте журнала о знаменитостях.

Что-то есть тревожное в этой маниакальной привычке снимать каждое незначительное событие, но если Еве было отказано в публичной славе, она намеревалась наверстать упущенное в частном порядке. Отрезанная от всего, к чему была привязана, она прилагала все усилия, чтобы обрести твердую почву под ногами. Несчастная жертва ревности, социального остракизма и отказа Гитлера открыто признать ее, она пыталась восстановить баланс, создавая красочную иллюзию своей жизни. Пропасть между видимостью и реальностью становилась все шире.

Признав Еву своей официальной фавориткой в 1935 году после ее второй попытки самоубийства, Гитлер решил отныне обращаться с ней бережно и обеспечить всем необходимым. Многие пожилые мужчины обзаводились молоденькими любовницами, часто с ведома друзей (но не жен!), и общество судило их не по моральному облику, а по тому, насколько они щедры к девушкам. «Гитлер придавал огромное значение соблюдению приличий в Мюнхене», — сухо комментирует дядя Алоис. Через семь месяцев, снова используя Гофмана в качестве посредника, Гитлер купил в фешенебельном пригороде Богенхаузен скромный домик под номером 12 на Вассербургерштрассе для двух фрейлейн Браун, Евы и Гретль. 30 марта 1936 года документы были оформлены на имя Евы. Много лет спустя их кузина Гертрауд размышляла: