Толстый - повелитель огня - Мария Некрасова

– Не, Сань, сегодня я тебя никуда не отпущу! Дело важное, но до утра потерпит. Чтобы на свежую голову. А то моя уже трещит.

Продавленный лабашовский диван зловеще скрипел в темноте. По дивану прыгала тетя Лена и грозила Тонкому кулаком:

– Ты вроде на «Рижской» живешь! А сам крысу возишь без билета!

В мониторе маячила голова Васнецова и угрюмо подстрекала:

– А вы докажите, докажите!

– Саня!

Тонкий открыл глаза. Над ним стоял Лабашов, уже одетый и готовый ехать.

– Собирайся быстро, мне давно пора на лекции. Ты знаешь, что нужно делать?

Тонкий потряс головой, разгоняя сон, и подумал, что Лабашов знал, о чем спросить. Особенно с утра, когда Сашка еще и не проснулся толком.

– Одевайся-одевайся, – Лабашов кинул ему в ноги свитер и мятые джинсы. – Диван не убирай, опаздываем, я пойду греть машину. – И выскочил на улицу.

Тонкий лихорадочно натягивал джинсы, ища глазами верного крыса.

На подушке, балбес, дремлет. Все изгваздал! Надо же было его намазать… А, в машине!

Сашка быстро оделся, подхватил Толстого, проверил в кармане мазь (фотку отдал Лабашову, он себе еще десяток таких склеит, а Серега передаст эту Роману Петровичу) и выбежал из дома. Замешкался на пороге, запирая дверь на амбарный замок.

Машина стояла уже за воротами. Тонкий запрыгнул, хлопнул дверью так, что стекла завибрировали. Серега газанул…

Смазать ожоги в движущейся машине вообще-то можно. Объект в одну руку, масло в другую и, в такт подскокам на ухабах, пропуская повороты… Реально, в общем. А вот смазать ожоги движущейся крысы в движущейся машине – занятие бестолковое, можно и не пытаться. Сашка перемазал все, включая собственный нос и панель приборов. На Толстого не попало ни капли.

– Подожди, сейчас приедем уже, – одернул его Лабашов.

Лучше поздно, чем никогда: Тонкий уже сам разочаровался в своей затее и решил подождать до пекарни. За окном замелькали знакомые домики, еще чуть-чуть и…

Лабашов ударил по тормозам в паре метров от ворот пекарни:

– Пока, Саня! Звони! Ты ведь знаешь, что делать?

Чувствуя, что он врет, Сашка кивнул и вышел.

Машина газанула прочь, Тонкий видел, как Лабашов на ходу закрывает пассажирскую дверь. Саня толкнул калитку, сел на бревно во дворе и медленно, вдумчиво намазал верного крыса.

Лабашов опять нашел, о чем спросить! Грамотный вопрос, по существу: «Знаешь, что делать?» Правильный такой вопросец!

Многие доказательства по делу Неизвестного студента собраны: и фотка, и хлястик, и беседа с Ваней, в общем, Тонкий не сомневался в своей правоте.

Но он понятия не имел, что делать с этой правотой! Что делать, куда бежать, кого хватать и на чью голову вываливать все свои улики и догадки? Граждане, не подскажете, куда бежать, а?

Преступлениями военных вроде бы занимается военный трибунал. Хотя Васнецов на момент поджога был в увольнении, от этого он быть военным не перестал. Получается, что гражданская милиция – ему не указ?

Честно говоря, Тонкий не был уверен, что майор, занимающийся этим поджогом, вообще допрашивал Васнецова! Хотя в местной милиции уже успели побывать все, даже Ленька, который весь пожар прокатался по городу и вообще – не при делах.

Кражей занимается Роман Петрович. Тонкий передал ему фотку наводчика и не сомневался, что на днях бабушке снова позвонят из милиции. Вот только причастность Васнецова к этой краже, скорее всего, останется недоказанной, и Тонкий ничего не сможет с этим поделать…

Распахнулась дверь пекарни, на свет показался жизнерадостный Витек. Заметил Сашку и помахал ему:

– Здорово! Почему в дом не идешь?

Витек – парень умный, он все поймет. И взрослый – ему скорее поверят. А еще он в армии служил и наверняка понимает больше Сашки насчет преступлений военных и гражданских лиц… И вообще, это его пекарня, по-любому, надо ему все рассказать.

– Иду! – рявкнул Тонкий.

Он сунул за пазуху пачкавшегося намазанного крыса и рванул в пекарню – вываливать свои догадки на Витькину голову.

Умный парень Витек долго не мог понять, что ему такое втирают, зачем пытаются отвлечь от архиважной работы на кухне, кто такие «пранкеры» и в чем провинился бедолага Васнецов, кроме, пожалуй, кражи его личного хлястика.

В рукавицах и фартуке, чумазый, как шахтер, он задвинул противень в духовку и потребовал:

– Так! Еще раз! Он пришел, пряча хлястик внутри свернутой шинели, и попросил нитки. Погоди, нитки-иголки у него должны быть свои, по уставу…

– Сказал, что потерял, – напомнил Сашка.

– Допустим… Узнав, что меня нет, он пришил его у тебя на глазах. Через сорок минут заметили пожар… При чем тут это?

– При том, – терпеливо объяснял Тонкий, – что хлястик лежал на складе. Значит, Васнецов либо сам сорвал замки и все поджег, либо столкнулся нос к носу с поджигателем, взял хлястик и пошел себе, а нам ничего не сказал.

– Сказал бы, – согласился Витек, скидывая рукавицы. – Но мог он сорвать замки и не поджечь.

Такая сложная комбинация Тонкому на ум не приходила. Но ему было что возразить:

– Я слышал их разговор с домушником. И наводчика Лабашов узнал…

– Кто такой Лабашов?

Пришлось и это объяснять. Когда Тонкий объяснил, у Витька возник следующий вопрос:

– При чем тут кража, когда мы говорим о поджоге?

Кража, поджог и пранкер связаны только одним – Васнецовым, так что Сашке пришлось объяснять все заново, доказывая вину солдата по каждому пункту.

Когда Витек, наконец, получил всю информацию и понял, что Сашка не шутит, он заметался по кухне не хуже самого Тонкого!

– Вот блин! Вот удружил! Ну за что?!

– По-моему, у него какие-то счеты с преподавателями, – поделился своей догадкой Сашка. – Я так понял, служить ему не очень-то нравится.

– Его отчислили в том году с первого курса, – холодно ответил Витек. – Мать больше всех ругалась. Я только теперь начал вспоминать эту фамилию: Анатолий Васнецов, она говорила… Я-то с ним познакомился, когда он уже служил! До этого лишь имя слышал. Мать же о нем рассказывала…

– Что?

– «Талантливый парень, но дурак, – процитировал Витек. – Учить такого – только мучить».

– То, что он дурак, – заметно, – проворчал Тонкий. – Скажи, а не по ее ли инициативе его выгнали?

– Думаю, не только. Я так понял, что парень ни по одному предмету не успевал. Как он поступил-то еще, непонятно…

Тонкий от души позавидовал Витьку: мать обсуждает с ним свои служебные дела. Если бы бабушка год назад пожаловалась на нерадивого студента Васнецова, Тонкий бы вспомнил о нем гораздо раньше. Хотя, может, и нет.