Тайные хроники герцога Э - Татьяна Абалова

За спиной императора пыталась справиться с танцующим конем Иллиса. Красная и взмокшая от напряжения, она выглядела жалко. И самое ужасное – никто не спешил ей на помощь, чтобы взять взбрыкивающую лошадь под уздцы.

Дядюшка Джовир тоже присутствовал. Потел и страдал, восседая на кряжистой, ему под стать, лошади. Кафтан хоть и был расшит драгоценностями, сидел плохо, расходясь пузырями на пузе. Короткие ножки беспокойно искали стремена.

Родственнички.

Когда наша процессия, наконец, тронулась, я крутанулась на месте и высунулась из окна едва ли не по пояс, пытаясь разглядеть одного из придворных вельмож. Конд?!

Но как специально, всадник, поправляя волосы, поднес ладонь в белоснежной перчатке к лицу, а потом и вовсе развернул лошадь, чтобы отбыть следом за императором.

Показалось? Или я на самом деле видела Конда Корви? Я обессиленно опустилась на сиденье. Сердце стучало словно сумасшедшее. Я чувствовала, дерзкому мальчишке хватит смелости, чтобы пробраться во дворец и справлять свои делишки чуть ли не на глазах узурпатора и его прихвостней.

Интересно, он заметил меня? Если да, то наверняка понял, что я провалила план, раз разукрашенная под монаха ордена Света и Тьмы разъезжаю в карете его заклятого врага.

Но метаться было поздно – отряд, прогарцевав по кварталу богачей, уже въезжал в распахнутые ворота особняка. Я открыла рот. Версаль!

Я так и пошла с открытым ртом следом за спешившимися герцогом и рыцарями. Только у дверей меня развернули.

– Слуги с черного входа, – человек в ливрее остановил, поймав за плечо.

– Но я не слуга, я…

– Монахи и скитальцы с черного входа, – не менее твердо повторил напыщенный мажордом, весьма чувствительно хватаясь за второе плечо и разворачивая меня лицом к лестнице. Опасаясь, что сейчас последует пинок, я резво поскакала в указанном направлении. Оглядываться и выискивать глазами Их Светлость я себе запретила: вдруг и он придерживается мнения, что летописцу не место у парадного входа, но пощечина от него была бы еще болезненнее. Ну не принцесса же я в самом деле! Хронист. И тот местами фальшивый.

– Мы так рады, что ты будешь жить с нами! – Волюшка обняла меня, как только я появилась у черного входа. Мимо сновали слуги, разбирали с телег скарб и, слушая указания Шаманты, заносили в дом.

– А я–то как рада, что мои подруги не меньшие вруши, чем я! – я сделала обиженное лицо. – Почему не сказали, что работаете в особняке?

– Чтобы напугать тебя? – старшая кухарка, вдоволь наоравшись на неразумных помощников, устало вытерла рукавом пот со лба. – И к кому бы ты тогда пошла со своими горестями? К Гонате? О, она многому научила бы наивного монаха.

Шаманта сгребла меня в объятия и ласково погладила по велосипедному шлему, который я так и не сняла. Не знаю, что меня еще ждет, а он как–никак волшебный, вот пусть и защищает.

– Идем, я покажу тебе твою комнату, – Волюшка скинула с моих плеч сумку и бюро и, подхватив под руку, потащила к лестнице, ведущей на второй этаж. – Их Светлость оставил распоряжения.

– А мои вещи? – я оглянулась, но тут же успокоилась: их следом за нами нес слуга в форменной одежде. Да, домашняя прислуга одевалась не в пример лучше той, кто участвовал в походе – изысканно и красиво. Представляю, каким будет герцог, когда скинет броню и облачится в светскую одежду. А у меня из приличного только панталоны, которые пошила в монастыре Басилия.

Комната, которую выделили мне, произвела впечатление: что–то среднее между кабинетом и спальней. Помещение делилось на две части. В первой было много солнца. Распахнутые занавеси делали ее светлой и просторной. В центре небольшой стол с парой мягких стульев. На нем ваза с фруктами, что говорило о его принадлежности к обеденной мебели, а не рабочей. Чуть дальше небольшой диван, обшитый шелком в цветочек, и низкий столик – буквально на две чашки кофе. У окна высилось бюро, а возле него замер удобный стул. Здесь, в деловом углу, никакого шелка и крученых ножек: строгие формы, светлое дерево и кожа.

Вторая половина комнаты утопала в бархатной роскоши и полутьме. Широкое под пологом ложе, мягкий ковер, пузатый гардероб.

Туда Волюшка повела меня, сияя от гордости.

– Смотри! – произнесла она и открыла прячущуюся за комодом дверцу.

Самая настоящая ванная комната с огромной медной лоханью и золочеными кранами.

– Тут есть горячая вода! – глаза у Волюшки горели. Она открывала мне Америку. – Ее подают из кухни. Там целый день греют огромный чан. Все доставлено в особняк по прихоти герцога. Такого даже во дворце нет.

Действительно, невиданная роскошь по сравнению с походными условиями и отхожими местами в поле или овраге.

– Ночной горшок, – подруга указала на вазу с цветочным орнаментом.

– Понятно, – промямлила я. Горячую воду додумались пустить по трубам, а канализация так и осталась на средневековом уровне. Не удивлюсь, если в районах похуже отходы жизнедеятельности выливают на головы прохожим. Вспомнилось, что широкополые шляпы вошли в моду именно из–за этой привычки горожан выплескивать помои на улицу. – А кто раньше жил в этой комнате? – я вернулась в альков. Мне не понравилось бы услышать, что в ванне нежились Иллиса или какая–нибудь другая любовница герцога, но хотелось знать, что меня ждет: работа или участь очередной пассии. Вариант руки и сердца я не рассматривала, понимая, что мы разного поля ягоды.

– Это личные покои Их Светлости, – Волюшка улыбнулась, угадав мои страхи. – Но он распорядился отдать их тебе, а для себя приказал открыть другие, более простые, без купальни.

– Открыть?

– Мы давно в походе, больше года то здесь, то там. Все это время в особняке слуг не держали. Так, парочку, чтобы дом не оставался без пригляда. Но Их Светлость послал подготовить комнаты сразу же, как только мы пересекли Увохов мост.

– Увохов мост? Почему? Разве он не назывался по другому? – я развернулась лицом к Волюшке. Здесь, среди красоты и роскоши, с трудом верилось, что где–то живут монстры.

– Его местные так начали называть после нападения на обоз, – Волюшка, видя, как я устало опустилась на кровать, заторопилась. – Располагайся, милая. А меня на кухне, наверное, заждались.

Открыв гардероб, я обнаружила в нем лишь мужские халаты. Под ними лежали домашние туфли. Я утонула бы в любой паре, но иного выбора мне не предоставили. Сапоги монаха я уже ненавидела.

Закрывшись в купальне, я включила воду и, пока та набиралась, разделась. Одежда хрониста за время пребывания в горах превратилась в тряпье. А я еще удивлялась, что меня не пустили через центральный вход. Даже велосипедный шлем претерпел изменения – покрылся заметными царапинами и потертостями. Эх…

Стыдливо скрутив рясу в узел, я сунула ее под скамью. Достала пузырек для смывки краски, плеснула в таз воды (его и кувшин я нашла в тумбе), размешала и опустила в волшебный раствор лицо. Придирчиво осмотрела себя в зеркальце и только после этого полезла в ванну. Вдоль всей ее длинны на подвешенной полке красовались разнообразные склянки. Я, опасаясь, что возьму не ту и ненароком облысею, открыла и понюхала каждую. По памяти определив аромат герцога, щедро плеснула в воду, разболтала и нырнула в пышную пену с головой.