Логотерапия и экзистенциальный анализ. Статьи и лекции - Виктор Франкл

Только посвящая себя делу, мы формируем собственную личность[96]. Не через самонаблюдение и совсем не через самолюбование, не через накручивание мыслей вокруг нашего страха мы освобождаемся от этого страха, а через самоотречение, саморасход и самоотдачу ради дела, достойного такой самоотдачи. Это тайна любого самоформирования, выразить которую, пожалуй, точнее всего смог Карл Ясперс, написавший: «Человек становится тем, что он есть, благодаря делу, которое он делает своим».

Итак, мы познакомились с четырьмя важнейшими типами установок:

1. Вредная пассивность: бегство пациента, страдающего неврозом страха, от приступов страха;

2. Вредная активность: а) борьба пациента с неврозом навязчивых состояний против своих навязчивых идей; б) форсированная интенция к сексуальному удовольствию с в) форсированной рефлексией над половым актом (все установки являются одинаково патогенными);

3. Полезная пассивность: игнорирование (дерефлексия!) симптома и даже ироническое отношение (парадоксальная интенция!) к нему;

4. Полезная активность: действовать помимо симптома и существовать ради чего-то.

В остальном нельзя забывать, что патогенной бывает не только нагрузка, но и освобождение от нее. В данном случае важна терапевтическая коррекция соответствующей деформации – именно со стороны того, что будет предметом тревоги (см. выше). Именно поэтому мы должны подчеркнуть четвертый из вышеназванных пунктов, полезную активность; ведь так или иначе симптоматика многих неврозов проявляется в конечном итоге как вакатное душевное разрастание[97] в духовный вакуум – как смысловая пустота конкретного бытия-в-мире. Здесь мы вновь сталкиваемся с экзистенциальным вакуумом и экзистенциальной фрустрацией.

Как уже отмечалось, логотерапия позиционируется не как замена, а как дополнение психотерапии.

Разумеется, логотерапия не претендует на то, чтобы заменить психотерапию в ее традиционном узком смысле. Она стремится лишь дополнить ее, однако не только ее, но и принятый в ней образ человека, чтобы этот образ стал «целостным» (как уже говорилось выше, существенной частью такой целостности является духовная составляющая).

Однако логотерапия ни в коем случае не является лишь дополнением психотерапии, она также выступает в качестве дополнения соматотерапии – или, лучше сказать, соматопсихической симультанной терапии, которая воздействует как на соматическое, так и на психическое, чтобы выбить невроз из двух этих «гнезд».

Мы постоянно наблюдаем, как между вегетативными и эндокринными функциональными нарушениями с одной стороны и патогенными реактивными паттернами на эти нарушения – с другой возникает порочный круг, в котором вегетативная готовность к страху подключается к реактивному страху ожидания, и в ходе такого процесса пациент как раз и приобретает невроз страха. Именно в таких случаях удалось установить, что терапия становится полноценной (и позволяет преодолеть невроз) только тогда, когда пациент сориентируется на конкретный смысл личного бытия-в-мире и согласится с этим смыслом, пусть даже прояснить данный смысл путем экзистенциального анализа еще только предстоит.

Все невротические циклы могут распространяться в экзистенциальный вакуум, и в таких случаях, являющихся, в сущности, соматопсихогенными и отнюдь не обусловленных только духовными причинами, все же показана терапия именно от духовного, и именно таковой понимает себя логотерапия. Итак, логотерапия представляет собой ноэтическое дополнение соматопсихической терапии.

Кроме того, не идет речи и о том, чтобы логотерапия упускала биологическое, психологическое; ее цель лишь в одном: чтобы наряду с физиологическим и психологическим не забывали ноологическое. Когда строят дом и на завершающем этапе за работу принимается кровельщик, его никто не станет упрекать, что он не стал заниматься подвалом.

Разумеется, при этом еще остается привести в порядок все то, что, с позволения сказать, представляет собой естественные предпосылки духовно-личностного существования человека; мы бы допустили ошибку лишь в том случае, если бы попытались локализовать источники нарушений исключительно и односторонне в области психического, что случается снова и снова; такая локализация была бы неверной. Мы не имеем права упускать ни один из факторов, способствующих этиологии невротических заболеваний, и ни один из них мы не можем переоценивать, чтобы не впасть, в зависимости от ситуации, в соматологизм, психологизм или ноологизм.

Рассмотрим следующий клинический случай: госпожа Элеонора В. (неврологическая поликлиника, амбулаторная карта 3070 / 1952), 30 лет. Поступила к нам с тяжелейшими формами психото– и криминофобии, гомицидо– и суицидофобии. Ее психотофобия относится к гипнагогическим галлюцинациям[98]; по-видимому, пациентка переживает эйдетизмы[99]. Кроме того, она страдает тяжелым неврозом принуждения, именно из-за этого принуждения психопатическая составляющая становится основополагающей для невроза пациентки, в то время как невропатическая составляющая проявляется в форме симпатикотонии[100] (в том, что это именно симпатикотония, у нас с Ф. Хоффом и Куртиусом не возникло никаких сомнений) либо в качестве гипертиреоза, накладывающегося на последнюю: щитовидная железа увеличена (экзофтальм); тремор; тахикардия (пульс 140 ударов в минуту); потеря веса (5 кг); основной обмен веществ (+72 %). К этой основополагающей причине добавляется диспозиционный фактор: вегетативное расстройство, вызванное сделанной двумя годами ранее струмэктомией[101]. Наконец, имеется и физический фактор: вегетативная неустойчивость, так как однажды пациентка вопреки собственным привычкам выпила крепкого кофе мокко, из-за чего у нее случился вегетативный приступ страха, на который она отреагировала страхом ожидания («после первого приступа страха даже мысль об этом приступе пугала меня»). Впоследствии, как мы уже выяснили, страх ожидания выливается в приступы навязчивого невроза принуждения. Экзистенциальный анализ этого случая теперь действует за пределами психопатического и невропатического компонента, а также основополагающей, диспозиционной и физической основы, на фоне которой развивается невроз. Пациентка сама описывает эту ситуацию так: «Духовно я словно кручусь вхолостую, как будто зависла в воздухе, все кажется мне бессмысленным; более всего мне всегда помогала необходимость заботиться о ком-либо, но теперь я одна, я хотела бы снова обрести смысл жизни». Эти слова пациентки уже далеко не являются обычным рассказом об анамнезе. Мы скорее слышим зов человека о помощи, и пациентка пытается описать вышеприведенными словами не что иное, как экзистенциальный вакуум. Итак, мотив пациентки, побудивший ее к нам обратиться, заключался отнюдь не только в экзистенциальной фрустрации; но терапия дала эффект только после того, как мы указали больной путь к наполнению экзистенциального вакуума и устранению всех ее невротических вакатных разрастаний.