Шепот блуждающих песков - Надежда Мамаева

– Д-доброе, – чуть заикаясь, выдала старушенция, опешив. Не иначе, тоже не ожидала меня увидеть? – Вам уже лучше… Я весьма рада…

«Нет, все-таки я потихоньку схожу с ума», – подумала я отстраненно. А чопорная престарелая леди продолжила, взяв себя в руки:

– Вашей живучести, изворотливости и хладнокровию можно только позавидовать.

Ан нет, все нормально, а то я уже испугалась. Это просто леди Ева не сразу среагировала.

– Так тонко змеей подколодной меня еще ни разу не обзывали. Но, как говорится, вам виднее, дорогая родственница, ведь гремучник гремучника узнает по следу на песке.

Пальцы прямой, как палка, старухи сжались, на скулах заходили желваки.

«Сейчас мне точно прилетит», – подумала я обреченно. А ведь могла не провоцировать и просто проглотить шпильку.

Я не удивилась, что леди Ева не покинула дом: это мужчины категоричны в своих словах и делах. Женщины же до последнего ищут компромиссы. Вот и свекровь не явилась исключением и наверняка рассчитывала помирить сына с сестрой.

– Не зарывайся, деточка, – процедила сиятельная и, все же совладав со своим гневом, величественно поплыла дальше.

Я же, сглотнув, продолжила свой путь.

Свекровь обнаружилась в оранжерее. Вот только она не цветочки изволила нюхать, а собственноручно запихивала саженцы вербены кровавой в горшок. Малютки, несмотря на малый рост, упирались всеми корешками и размахивали острыми листьями не хуже, чем бешеный пес – челюстями: не оставляли попыток оттяпать палец ни на секунду. Вот только миссис Элмер бдела, да и кольчужные перчатки – не газовый шарфик. Просто так не прокусишь.

– Ты уже проснулась? Выспалась? Отдохнула? – свекровь приветствовала меня искренней улыбкой.

При этом она, бросив на дно горшка, чьи размеры не уступали кадушке, гвоздь и запихав туда же корешки вербены, начала шустро орудовать лопаткой, закапывая непокорную рассаду. По правде говоря, я немного удивилась: все же одно дело, когда леди букетики собирает, и совсем другое – когда выращивает «упыриную смерть»: именно в соке вербены закаляли клинки против нежити, ее добавляли в серебряные пули.

– Да, спасибо. А зачем гвоздь? – задала я самый идиотский из всех возможных вопросов. Но надо же было с чего-то начать разговор.

– Малышам очень нужен металл. Проржавевшие гвозди отлично подходят для этого дела, – пояснила она, указывая на гору шайб, шурупов, саморезов и собственно гвоздей.

– Ясно, – начала я, при этом мучительно соображая, как вырулить к теме местообитания муженька. Мыслей в голове оказалось много, и все скопом желали стать озвученными. Оттого они напоминали мне айву в банке. Когда сливаешь компот – вода уходит, а фрукты так и не могут проскочить через не узкое в общем-то горлышко, потому что каждый хочет быть первым. Не придумав ничего, я решила спросить как есть: – А где сейчас Хантер? В отделении вы ведь говорили, что он дома…

– Я соврала инспектору, – просто призналась леди Голдери, словно речь шла о пережаренных семечках, и пожала плечами.

Ничего себе! Я припомнила, как не дрогнул и мускул на ее лице, когда она, глядя сиятельному в глаза, уверенно утверждала, что сын уже дома.

– Почему? И где сейчас Хантер?

Свекровь на этот раз отложила садовую лопатку и прикрыла ящик с нерассаженной вербеной стеклянным колпаком.

– Что же, отвечу по порядку. О том, что тебя нужно срочно забрать из участка, я узнала от сына. Он прислал мне послание по патографу. Едва оно вспыхнуло у меня в руке и я прочла ленту, как сразу же помчалась к тебе. – Она вздохнула и, раскинув руки, заключила меня в объятия. – Я так рада за вас!

Сказать, что я ничего не поняла, – это значит ничего не сказать. Тем временем я усердно изображала столб, который пытались придушить в объятиях. Свекровь же, словно спохватившись, отстранилась.

– Прости, забыла! Тебя же сейчас нельзя так крепко обнимать. И на чем это я остановилась? Ах да. Я объехала несколько участков, когда наконец-то нашла тебя. Что же до моего непутевого сынка, – она покачала головой, словно осуждая чадо, но в ее голосе, напротив, звучали лишь любовь и забота, – то он сейчас на койке в госпитале. Отлеживается.

– И вы так спокойно об этом говорите? – я категорически не понимала свекровь.

– Он мой сын, и я знаю его как облупленного. Так же, как и его работу. Знаешь, сколько раз за последний год его штопали целители? Сколько бессонных ночей я провела, не зная, каким богам уже молиться? Что для света и империи – геройство и подвиг, то для матери – седые волосы. Поначалу я думала, что никогда к этому не привыкну, но, как у людей говорят, время примиряет всех и со всем. А сейчас, я надеюсь, сын и вовсе остепенится, – как-то странно закончила она свою речь.

Меня же начали терзать смутные подозрения: что же такое написал муженек, раз свекровь сорвалась с места, да еще и хранителя с собой прихватила?

– А можно тогда навестить Хантера?

Матушка благоверного просияла и затараторила:

– Конечно-конечно. Я сейчас же распоряжусь заложить экипаж.

У свекрови слова с делом не расходились. Уже через каких-то двадцать минут мы ехали в карете в лечебницу.

Лечебница – не то место, которое мне приходилось часто посещать. Как-то не сложилось у меня с обителью носителей зеленых хламид. Да и не было у нас в Столице лазарета. Зато имелся цирюльник, способный выдернуть зуб, если тот разболится. А для совсем уж тяжелых случаев – ведунья Айза, старуха, что и заговорить болячку могла, и отвар какой сварить. Порою даже помогало. Либо вылечиться, либо отправиться в мир иной. Но помогало же! А главным лекарем в песках считался кабачник Сэм. Правда, у него имелось одно зелье на все случаи жизни, крепленое, не хуже гномьего первача – но принимать его можно было как наружно, так и внутренне. Особенно уважали его бандиты и заказывали себе «микстуры» сразу по паре кружек.

В коридорах лазарета витал запах мяты и камфары. Но несмотря на все ухищрения работников придать лечебнице уюта (как то цветы в кадках и картины на стенах), оставалось что-то казенное в самой атмосфере.

Впрочем, Хантера, разместившегося в одноместной палате, это, похоже, ничуть не удручало. Он и из врачебных покоев умудрился сделать рабочий кабинет. В последнем мы с его матушкой убедились, едва вошли в палату. Сиятельный полулежал на подушках, перебинтованный, небритый и дюже недовольный. Перед ним на вытяжку стоял подчиненный и отчитывался:

– …не удалось, – услышала я обрывок фразы.

Увидев нас, Хантер тут же сделал знак говорившему прекратить доклад и, заявив, что остальное он прочтет в отчете, протянул за ним руку. Офицер тут же отдал благоверному папку и, наклонившись к портфелю, который до этого был прислонен к ножке кровати, достал еще одну, после чего почти беззвучно пояснил:

– В первой отчет, а в этой, как вы и просили, все по делу Томаса Шелдона.