Анатомия чувств - Гайя Колторти

Вы завороженно смотрели на волшебные огни далеких вилл, и когда она говорила тебе о какой-то детали, привлекшей ее внимание, ты уже знал, в какую сторону смотреть, прежде чем она тебе указывала, будто мысли ваши синхронизировались. Вы ели не спеша, говоря обо всем с едва заметным налетом грусти, потому что лето подходило к концу и это была последняя ваша поездка в Мальчезине. Вы могли бы вернуться сюда осенью, но это было бы уже не то. Оставалось только смириться. Или же найти средство.

— Милая? — позвал ты нежно.

Она отодвинулась немного и посмотрела тебе в глаза.

— Что ты скажешь, если… — начал ты. — М-м, послушай. А что, если нам остаться здесь на ночь?

Выражение лица Сельваджи изменилось, она улыбалась. Она сказала, что если бы не стол и не посетители ресторана, то она бросилась бы теперь же тебе на шею и покрыла бы поцелуями. Ты тоже улыбнулся, и вы продолжали разговаривать с горячностью, будто боялись, что всего времени мира вам не хватит, чтобы поведать друг другу свои мысли.

Вы нашли Bed & Breakfast[35], чтобы остановиться на ночь, позвонили домой, предупредив, что погуляете еще по Мальчезине с друзьями, а переночуете у кого-то из них. Ваш отец переговорил с мамой и согласился, не преминув напомнить тебе, чтобы не увлекался спиртным, — вот дурачина!

Затем вы с Сельваджей гуляли, держась за руки, под звездным небом, вдоль крутых улочек, утопающих в ночном спокойствии озерного побережья. Ах, эта таинственная связь, волнами исходившая от ваших переплетенных рук, от которой вы чувствовали себя полными жизни, как никогда!

Вы долго стояли у старинной городской стены, задрав головы и любуясь глубоким сентябрьским небом. Ты вздохнул, и твое дыхание попало в унисон с ее. Она оперлась спиной на твою грудь и расслабилась в твоих объятиях. Ты целовал ее в шею, в щеку, положив правую руку ей на сердце. Сельваджа позволяла тебе ласкать ее.

— Мое сердце бьется теперь сильнее, — сказал ты, слегка выбивая пальцами ускоренный ритм у нее на груди.

Она засмеялась:

— Не верю.

— Ты убьешь меня так, — ответил ты, — и я буду корчиться в агонии по твоей вине, если ты не скажешь, что любишь меня. Мое сердце уже на пределе, слышишь, скоро оно не выдержит и совсем остановится.

Пальцами (Господи, прости! Спаси и сохрани нас!) ты выстукивал у нее на груди сбивчивый слабеющий ритм, будто какой-то псих-ударник на последнем издыхании, сломленный алкоголем.

— Я люблю тебя, — призналась она, и в свою очередь, как неумолимый бульдозер love affairs[36], прижала своими руками твою руку к груди, вау!

И ведь вас оставили в покое, и никто вам ничего не говорил, не возмущался. Тоже мне «влюбленные Пейне»[37] в нарковерсии.

Было уже около десяти, когда вы сидели на пляже у озера. Обнявшись, разумеется. Но вскоре Сельваджа поднялась на ноги, подошла к самой воде, сняла вьетнамки, сделала несколько шагов в глубь озера и опустила руки в воду.

— Ты идешь? Вода теплая! — сказала она, сияя от удовольствия, стянула и бросила на берегу сарафан, который носила поверх купальника.

Ты с разбегу бросился в воду, поднимая вокруг столпы брызг, и нырнул. Поплыл к центру озера и, обогнав ее, понесся, как алискаф[38] на подводных крыльях.

— Ну, плыви же, смелее! — позвал ты, простирая к ней руки.

Она медленно поплыла к тебе, а приблизившись, тихо сказала:

— Здесь просто рай.

Она держалась на воде, слегка передвигая руками и ногами, и прислушивалась к необычной тишине и покою. Ты согласно кивнул.

— Это наш рай, — прошептал ты. — Здесь ничто не может помешать нашей любви. Здесь мы настоящие, такие, какие есть, и ты только моя. И если нас ждет ад, что ж, будем жить и радоваться жизни сейчас, потому что это единственный рай, который нам дано познать. Если же попадем в круг к сластолюбцам[39], достаточно, чтобы ты была со мной, и мне не страшен ад. Я хочу, чтобы ты это знала.

Вы только посмотрите на него: Ромео новой формации!

— Бог не так глуп, чтобы не знать, что для нас единственным наказанием может быть только разлука.

— Тогда надеюсь, что он будет великодушен, зная, что без тебя я сойду с ума. — Грустная улыбка появилась на твоем лице при этих словах.

Тогда она сказала:

— Знаешь ли ты другие слова, чтобы описать то, что я испытываю к тебе? Те слова, которых у меня больше не хватает.

Господи!

На пляже вы любили друг друга страстно, неистово, не беспокоясь о том, увидит ли вас кто-то. Ты никогда еще не занимался любовью с вывалянной в песке девушкой. Это немного раздражало, но с Сельваджей все становилось прекрасным и удивительным.

Ты, конечно, никогда не забыл бы этот вечер. Чуть позже, как только ваша жажда любви была утолена, вы лежали обнявшись, лицом друг к другу, а мягкий лунный свет ласкал ее идеальное, панированное в песке тело. Ты то ли видел, то ли тебе казалось, как молочный луч будто лизал ее бедра, стекая неощутимой струей, едва касаясь, ласкал ей грудь; будто природа и сама ночь хотели защитить ту, которую ты любил всем сердцем, прикрыв ее своими неземными покрывалами.

48

— Сельваджа! Джованни! Просыпайтесь! Джови! Сельваджа! Пора вставать!

В полудреме ты слышал голос матери, и вначале тебе даже показалось, что это далекое эхо, которое никогда не долетит до тебя.

Но потом ты понял, что это был не сон, а явь, пророческий день настал.

Когда мама влетела в твою комнату и ринулась первым делом к окнам, открывая жалюзи, ты инстинктивно спрятал голову под покрывало, но уже по опыту знал, что этот номер не пройдет. Естественно, секунду спустя ты почувствовал, как простынь съезжает куда-то и услышал, как твое имя «Джованни» грохочет буквально повсюду. Мама выхватила у тебя из рук подушку, которой ты пытался отгородиться, и поток света резанул тебе по глазам. Ты запротестовал, но слабо, прося оставить тебя в покое, но она была непреклонна: нужно было подниматься, блин, завтрак был готов и нельзя было терять ни минуты. Потом мама сказала, нет, приказала будить твою сестру, из комнаты которой не исходило никаких признаков жизни. Ты встал, оделся и потащился в коридор.

Ты думал найти ее еще в постели, но она, на удивление, уже встала и, более того, оделась. Совсем просто: джинсы, черная футболка и кроссовки. Она выбирала ожерелье.

— Доброе утро, милая, — сказал ты, привлекая ее внимание.

Сельваджа повернулась на твой голос и слегка улыбнулась, но за улыбкой ясно просматривались беспокойство и напряжение.

После Мальчезине, ты же знаешь, последние дни перед школой пролетели как одно мгновение, и сегодня, тринадцатого сентября, был первый день последнего, пятого учебного года. О, вы много говорили об этом: Сельвадже очень не хотелось идти в школу, потому что вам пришлось бы расставаться на целую вечность, как она говорила, а необходимость знакомиться с другими людьми не прибавляла ей хорошего настроения. Конечно, для тебя тоже было весьма болезненно разрывать ставший уже привычным для вас ход жизни. Но все-таки ты понимал, что вы ничего бы не изменили, если бы плакались друг другу в жилетку.