По образу и подобию - Ната Чернышева

Он прикрыл глаза, раздумывая. Затем коротко сказал:

— Покажите ей запись с вашей «гоупро», капитан.

— А не слишком ли сильно будет? — засомневался Огнев.

— В самый раз. Мы считаем, это необходимо сделать, чтобы развеять у Элен Свенсен некоторые опасные иллюзии. Ей четырнадцать, у неё персонкод с полными гражданскими правами. Пусть смотрит.

Мы. Он сказал, «мы». Значит, говорил не за себя, а от имени всей инфосферы…

Огнев вытянул армейский, защищённый, терминал из кармана, припечатал его на стол.

— Мне это не нравится, — прямо заявил он. — Может, всё же не надо?

Ольмезовский поднял ладонь, призывая дискуссию прекратить.

— Самому не нравится, — честно признался он. — Но иного довода наша девочка не примет. А нам очень важно, чтобы она осознала всю серьёзность ситуации до конца.

Огнев, поколебавшись, включил экран…

… Узнаваемые окрестности заброшенного полигона. Алёна прошла здесь всего один раз, но успела запомнить, оказывается. Клетка в пустом, высохшем намертво бассейне. Здесь когда-то была вода, чтобы сорвавшийся с верхних перекладин обучаемый не перебил себе хребет при падении… Теперь воды не было, стояла клетка. В клетке были люди… дети. Дети! Раз, два… десять. Десять детей разного возраста, даже малыши были, года по полтора. Никого старше двенадцати, насколько позволяла видеть запись.

Халька Мальсагова. Прошла совсем рядом с камерой… Прошла, не заметила. Лежавший в засаде не выдал себя ничем. Рядом с Халькой шли ещё двое, Алёна с изумлением опознала Митру — по сапогам, а потом и в лицо, когда тот отошёл чуть дальше и обернулся. Запись шла без звука почему-то… и от этого было ещё страшнее. Они спустились в котлован к клетке. И Халька Мальсагова подняла кулаки, на которых с готовностью вспыхнуло боевого грозное пламя…

— Нет! — закричала Алёна, закрывая лицо руками. — Нет, нет, нет! Не-ет!

Огнев выключил запись, забрал терминал.

— Вот и я орал, — бешено сказал он. — Молча. Не мог атаковать, не мог выдать себя, один я там был, проклятье, один… в разведку сам пошёл, один был! Убили бы они меня и смылись, потом бы мы год их за жопу ловили бы, а они бы ещё… вот так вот… скольких… за год!

— Её принудили, она не могла сама…

Но в памяти эхом отдавались слова Хальки: «Ненавижу телепатов! Ненавижу уродов», и крик застывал на губах, не успевая родиться. Могла. Сделала. Сама. Детей, рождённых с телепатической паранормой. Взрослого-то телепата не сумела бы никогда… пирокинетическая паранорма не активируется при ментальном подавлении…

— Вы же обещали! — со слезами закричала Алёна, обращаясь к Ольмезовскому. — Вы же обещали проследить за ней! Вы мне обещали, что внимательно отнесётесь к предсказанию Тима! И всё сделаете, для того, чтобы…

— Мы следили, — кивнул Ольмезовский. — Надо сказать, сначала очень деликатно. Потом, когда выяснилось, чем занимаются старшие Мальсаговы… чем именно на самом деле они занимаются… Наблюдение было передано в особый отдел. Наши потери показывают, насколько серьёзна была вскрытая подпольная организация, в которой состояли старшие Мальсаговы…

— Потери? — не поняла Алёна, даже не пытаясь унять слёзы.

— Да, потери, — кивнул Олег Ольгердович. — Погиб перворанговый телепат… при исполнении. А нас, перворанговых, крайне мало. Крайне.

— Фил Снежин погиб, Алёна, — угрюмо пояснил Огнев.

Филипп Снежин. Алёна вспомнила человека, встретившего их в буран на грейдера, вспомнила домовладение Огневых в Отрадном, тихий, исполненный достоинства и внутренней силы голос: «Если бы наши души всегда слушали только лишь доводы нашего же разума, мы перестали бы называться людьми…». Господи, как давно это было! Вечность назад, неделю назад всего…

— Старших Малсьаговых арестовали в субботу, — продолжил Ольмезовский, — две недели назад. А сегодня вторник. Таким образом, слова Тимофея сбылись.

Две недели назад. Тогда Халька как раз не пришла на тренировку, и все удивлялись, почему… А Тим ей сказал тогда в поезде: «Берегись. Бойся вторника после субботы…»

— Она сказала, что сбежала от вас потому, что её хотели расстрелять… — прошептала Алёна одними губами.

— Она действительно сбежала, но никто расстреливать её не собирался тогда. Степень вины, равно как и соучастие, легко определяется на телепатическом допросе при глубинном ментальном сканировании. Если человеку нечего скрывать, он не боится этих процедур. Халида Мальсагова боялась, потому что она не раз выполняла поручения отца, причём делала это осознанно, с полным сознанием собственной ответственности. Это выяснилось на перекрёстных допросах, кстати говоря.

— Тогда почему, почему, почему вы не нашли и не схватили её сразу, до… до… до этой клетки!

— Она могла привести к другим, — сказал Ольмезовский. — Ей не препятствовали. За ней следили.

То есть, пока Халька думала, что она водит за нос всю полицию Нижнего Города, за ней просто следили. Отслеживали все её перемещения!

— Тогда как вы упустили детей?! Как?

— Упустили, — тихо сказал Ольмезовский. — Это да. Упустили. Можно оправдаться хотя бы тем, что у мерзавцев, как вы помните, была струна гиперперехода. И другие… приборы. Способные не просто создать слепое пятно в окружающем ментальном фоне, но и наполнить его наиболее характерными для данной местности… волнами, — он слегка запинался, не умея объяснить то, что, как перворанговый телепат, отлично чувствовал, но не мог объяснить тем, кто телепатической паранормой не владел. — Всё это говорит об их уровне, очень высоком. И не всех удалось ликвидировать. И не всех удалось найти. Жертвы ещё — будут. К нашему большому сожалению… Но нам стыдно оправдываться так. Нам нет оправдания. Должны были предвидеть. Должны были предотвратить…

Алёна поставила локти на стол, обхватила голову ладонями и разрыдалась. В голос, навзрыд, как в детстве, когда саднила сбитая коленка и от такой несправедливости хотелось лезть на стенку. Только саднила сейчас не коленка. Саднила душа.

Огнев сел рядом, внезапно обнял, и Алёна не нашла в себе сил остраниться. Ткнулась носом в его плечо, и рыдала, рыдала. А он гладил её по голове широкой, как лопата, горячей ладонью, и молчал…

— А вы-то что, профессор? — вдруг спросил Огнев.

Алёна вытянула голову из-под огневской руки и успела заметить, как Ольмезовский отворачивается, быстрым жестом стирая с щеки непрошенную слабость.

— Я — простой учёный, — тихо сказал он. — С детства в науке. Никогда не интересовался работой спецслужб, никогда не мечтал быть агентом- контрразведчиком. И то, что я сейчас увидел, о чём волею инфосферы говорил… Ведь это же только малая часть, не так ли? Как же вы выдерживаете, капитан…

— Это наша работа, — сказал Огнев.

— Нас считают одержимыми, — горько продолжил Олег Ольгердович. — Как только ни называют… Безумными гениями, докторами менгеле… Но ни один наш эксперимент, ни одна наша программа не принесла столько горя, сколько идеи «Зелёного мира» о расовой полноценности и сам «Зелёный мир» впридачу. Как вообще можно заботиться о Человечестве, убивая людей? Капитан, вы знаете?