100 великих тайн медицины - Станислав Зигуненко

Однако в 30-х годах ХХ века португальский невролог и хирург Антонио Эгас Монис, впоследствии нобелевский лауреат, сделал открытие. У безнадежных психических больных, он рассекал связи между лобными долями и эмоциональными центрами, находившимися в глубине мозга. И буйные монстры превращались в мирных овечек.

Нейрохирурги творили чудеса, но сами были не в восторге от них. Время от времени такие операции заканчивались тем, что прооперированный субъект становился не только жизнерадостно-общительным, но и совершенно аморальным. Дети, перенесшие травму лобных долей, теряют способность к обучению.

Так, на опыте, на людях, пострадавших во время аварий, несчастных случаев, выяснилось, что с лобными долями связано главное человеческое свойство – способность рассуждать, предвидеть и принимать решения с учетом нравственных норм и соображений.

Но лобные доли велики. Не делятся ли они на части или зоны, подобно другим, височным и затылочным долям мозга? Это важно знать и тем, кто оперирует, и тем, кто лечит последствия черепно-мозговых травм.

Ответ получен недавно неврологом Антонио Домасио и его женой Ханной, специализирующейся в области компьютерных моделей. Оба они работают в университете штата Айова. По просьбе Ханны с черепа Гейджа было сделано множество снимков, как снаружи так и изнутри в разных ракурсах. На основе этой информации Ханна Домасио вместе со своими коллегами создала компьютерную модель. В ЭВМ как бы появился кибернетический двойник Гейджа. Чтобы сходство было возможно более полным, Антонио Домасио добавил к его облику типичные черты, используя свою коллекцию медицинских историй, где значились данные о наиболее распространенных травмах лобных долей и изменении в связи с этим поведения пациентов.

Оставалось по тем же фотографиям восстановить точную траекторию полета трамбовки, чтобы с большей точностью определить, какие именно части лобных долей она задела. Точно известно, что при данной травме центры речи и координации движений остались нетронутыми. Наконец, из пяти возможных траекторий была выбрана наиболее подходящая.

В конце концов после полутора лет исследований неврологи пришли к выводу, что у Гейджа, скорее всего, была повреждена центральная часть лобных долей, ведающая социальным и эмоциональным поведением. А доктор Игнасио заодно рассудил, что у гангстера Макколузо, скорее всего, были повреждены боковые доли, ведавшие предвидением, абстрактными и конкретными вычислениями. Оттого-то он и стал беспечен словно бабочка.

Как известно, каждая идея, чтобы оказаться верной, должна быть хоть немного сумасшедшей. А потому давайте отпустим поводья фантазии и понесемся вскачь, ориентируясь в своей дороге на огоньки фактов…

…Факт первый отложился в моей памяти еще тридцать лет тому назад, когда на заре журналистской карьеры я попал на занятия Всесоюзной школы голографии под руководством тогда еще члена-корреспондента, а ныне академика Ю.Н. Денисюка. Юрий Николаевич, ведущий свои исследования с 1958 года, позволил себе у нас на глазах проделать такой «фокус». Он уронил стеклянную фотопластинку, на которой была запечатлена голограмма – объемное изображение некой статуэтки. А потом взял кусок разбившейся пластинки, осветил ее лучом лазера, и мы опять-таки увидели цельное изображение, а вовсе не его фрагмент…

Далее, в 60-е годы ХХ века, краснодарские исследователи супруги Кирлиан описали такой эксперимент. Если взять свежесорванный лист какого-либо растения, отрезать от него часть, а остаток поместить в высоковольтное, высокочастотное электрическое поле и сфотографировать, то на снимке получится изображение опять-таки целого листа. Откуда же появилась отрезанная часть? Вывод один: организм помнит о том, каким он должен быть в идеале, и эта память отразилась на снимке.

Человек – это Вселенная

Наконец, в начале уже нынешнего столетия московский исследователь Л. Ашкенази обнародовал такие данные. В мозгу человека 1,41010 нейронов. При этом в обыденной жизни, как утверждают некоторые исследователи, мы используем едва ли не 10 % всей «мощности» нашего мозга. Для чего же тогда служат остальные 90 процентов?

Да, наверное, для того же, что и так называемая «мусорная» часть ДНК в каждой клетке – она хранит образы. Такое предположение сделал недавно доктор биологических наук П.П. Гаряев. И обосновал свою гипотезу следующим образом.

Отброшенный хвост ящерицы, оторванная клешня рака, даже отрезанная голова виноградной улитки, как известно, отрастают заново. Но как организм знает, какой именно величины и формы орган ему растить? И вообще почему из утиного яйца вылупляется именно утенок даже в том случае, если его насиживала курица-наседка?

«Двадцать с лишним лет назад думали, что ген – это сугубо материальная частица, несущая в себе программу развития организма и диктующая ее клеткам, которые выстраиваются в нужном порядке, образуя те или иные части тела, – полагает Гаряев. – На самом же деле все гораздо сложнее»…

По мере того как гены эмбриона начинают строить организм, они сравнивают ход строительства с неким образом, заложенным в геном. Причем объемный «чертеж» будущего организма опять-таки, скорее всего, представляет собой голограмму, а не простую запись, где каждый ген, говоря упрощенно, соответствует какой-то букве или цифре, а вся хромосомная последовательность представляет собой чертеж с пояснениями. В таком случае утрата или повреждение любой частички генома приводила бы к непоправимым искажениями «образа». Однако, как показывает практика, так случается далеко не всегда – у нашего организма есть устройство исправления ошибок. А оно может функционировать лишь в том случае, когда «образ» сохраняется и при искажении геномного кода. Такое же возможно лишь при голографическом кодировании изображения (вспомните опыт Денисюка с разбитой пластинкой).

Но если это так, тогда многое становится понятным. Например, почему зрительный центр мозга составляет довольно значительную часть площади всей коры – в нем содержится 7—108 нейронов. А общий объем зрительной памяти по подсчетам того же Ашкенази составляет 7—1011 бит, или около 1000 гигабайт информации.

Как мы их используем?

Когда человек начинает работать с компьютером, одно из первых удивлений – большой объем графических файлов. Картинки занимают примерно 0,1–1 мегабайт. Посчитаем, сколько таких изображений помещается в мозгу человека. Делим 1000 гигабайт на 0,1–1 мегабайта и получаем, что «картинная галерея» каждого из нас содержит от 1 до 10 миллионов картинок.

Для чего нам столько? Это выяснил в свое время кандидат технических наук В.И. Васянин. Когда он создавал прототип сельскохозяйственного робота, который был бы способен отличать зеленые помидоры от красных, посевы культурных растений от сорняков, коров от свиней и т. д., он записал в память компьютера, управляющего этим роботом, несколько тысяч видеоизображений тех или иных объектов. И научил робота, сравнивая увиденный объект с галереей образов в своей памяти, определять «что есть что».