Школа гетер - Елена Арсеньева

— Поздно, — пробормотала она, еле шевеля губами. — Алфия умерла.

И вдруг снизу разался стон! Мучительный, протяжный женский стон, а потом — крик ребенка!

Лаис не помнила, как соскочила в довольно глубокий погреб. Глаза ее немного привыкли к темноте, а может быть, потрясение, которое она испытала, добавило им зоркости.

В дальнем углу, отгороженном какими-то мешками, слабо шевелилась на полу темная куча. Оттуда исходил сильный запах крови. Кричал ребенок, тихо стонала женщина.

Лаис бросилась туда:

— Алфия!

— Спаси мое дитя… — выдохнула женщина, потом раздался тихий хрип — и теперь Лаис слышала только слабенький детский писк.

Алфия умерла!

Мертвая женщина лежала неподвижно, а меж ее раскинутых ног шевелился живой комочек. Да ведь это только что родившийся ребенок!

Лаис подхватила его на руки, но пуповина мешала, словно мертвая мать не отпускала младенца. Мгновение девушка стояла в растерянности, потом вспомнила все, что когда-то слышала о родах. Она перегрызла пуповину и, прижимая к себе ребенка, подгоняемая ужасом, кинулась обратно к лазу. Здесь должна быть лестница, а как иначе выбраться?!

Но лестницы нет…

Лаис поднялась на цыпочки. Она была довольно высокой и могла коснуться краев отверстия. Кое-как удалось положить на пол комнаты ребенка. Подпрыгнув, Лаис вцепилась в края отверстия и подтянулась. С трудом, но выбралась! Спертый воздух гинекея показался сладостным и свежим, словно аромат цветов, после того смрада, который царил в погребе.

Теперь, на свету, Лаис смогла разглядеть младенца. Впрочем, он был покрыт кровью и слизью, он морщил крошечное личико и жалобно пищал. Надо его обмыть!

Нет. Бежать отсюда, да поскорей! Вдруг очнется Орестес?

И она словно накликала!

Тяжелые торопливые шаги приближались к двери. Лаис схватила ребенка и, прикрыв его краем своей одежды, кинулась было к окну, но оно было узким и располагалось высоко. Просто так в него не выскочишь, Орестес настигнет.

Он уже стоял на пороге, по-прежнему нагой и отвратительный в этой своей обрюзгшей, неряшливой, грязной наготе, одной рукой прижимая к разбитой голове окровавленную тряпку, а другой держа нож.

— Кто здесь?! Кто это? Доркион, ты?! Как ты сюда попала?! Что это за ребе…

Он осекся, а потом лицо его исказилось такой ненавистью, что Лаис поняла: Орестес обо всем догадался. Он понял, что подруга прежних лет стала ему врагом и проникла в его тайну. Он не выпустит ее живой. И убьет этого несчастного ребенка. Своего ребенка…

— Скиа, скотади, спориа, тифлоси, мистерио![43]— зашептала Лаис. — Скотади, спориа, тифлоси, мистерио, скиа! Спориа, тифлоси, мистерио, скиа, скотади! Тифлоси, мистерио, скиа, скотади, спориа! Мистерио, скиа, скотади, спориа, тифлоси!

Это было магическое заклинание Кириллы, которое отводило глаза людям и делало человека, произносившего его, невидимым. Пока звучали эти слова, произносимые в особом, выверенном веками порядке, оно действовало. Но если бы рядом оказался кто-то, произнесший его наоборот, от последней буквы к первой: «Оиретсим, исолфит, аиропс, идатокс, аикс!» — оно вмиг утратило бы силу.

К счастью, никого, знакомого с секретами магического мастерства Кириллы, кроме Лаис, здесь не было, и она невидимой проскользнула мимо Орестеса в дверь, потом прочь из дома, потом со двора — и понеслась по улице, зная, что заклинание уже не действует и теперь ей следует полагаться только на себя и быстроту своих ног.

— Лаис! — раздался вдруг мужской голос. Он прозвучал почему-то впереди, и на миг беглянка была поражена ужасной мыслью, что Орестес немыслимым образом обогнал ее и сейчас схватит… Но почти сразу она узнала голос Дарея и зарыдала от облегчения: спасена!

Огляделась — и увидела Дарея и Фания, которые бежали к ней. Какое счастье, что они не стали ждать ее в доме Хэйдеса, а пошли навстречу!

— Что с тобой? — вскричал Дарей.

— За мной гонится Орестес! — прохрипела Лаис.

— Ты в крови! Ты ранена?!

— Это не моя кровь, — выдохнула она, откидывая край своего хламидиса и показывая младенца.

— Ребенок?! — в один голос вскричали ее друзья. — Откуда он?!

Дарей смотрел с недоумением, а лицо Фания вдруг смертельно побледнело, и он чуть слышно прошелестел:

— Милостивые боги… Ребенок?! Алфия… Его родила Алфия?! Значит, она все же понесла от Орестеса?!

Лаис не могла говорить — слезы душили ее, и она просто кивнула, не зная, чего сейчас ждать, не представляя, как поступит Фаний.

Это ребенок от человека, который разрушил всю его жизнь. Однако Фаний сам привел Орестеса на этот путь… Да, жестоко смеются над нами боги!

Это ребенок, которого Фаний так страстно хотел. Но какая же дорогая цена за него заплачена!

Не слишком ли велика оказалась эта цена? По силам ли она Фанию? Наверное, он отвергнет несчастное дитя… Что тогда будет делать с младенцем Лаис?

Она не успела ничего придумать — Фаний тихо спросил:

— Алфия жива?

Лаис покачала головой:

— Орестес заточил ее в подвале и несколько дней не подавал никакой помощи. Она родила ребенка и умерла.

— Негодяй! Убийца проклятый! — взревел Дарей, бросаясь вперед, и скоро откуда-то донеслись жалобные вопли, в которых с трудом можно было узнать голос Орестеса.

Впрочем, Лаис и Фанию было не до него. Они смотрели на слабо шевелящееся дитя. Фаний трудно сглатывал, пытаясь что-то сказать, но не мог. Наконец проговорил чуть слышно:

— Это мальчик или девочка?

Лаис растерянно пожала плечами:

— Не знаю…

Но тут же она сообразила, что на этот вопрос ответить очень просто, и посмотрела в низ животика младенца.

— Девочка…

— Это моя девочка, — пробормотал Фаний. — Моя дочь! Я назову ее Алфия.

И протянул к ней руки.

Лаис осторожно передала ему ребенка. Вид Фания, неловко прижимавшего к себе крошечное дитя, заставил ее залиться слезами.

— Идем! — всхлипывая, проговорила она. — Нужно обмыть малышку и найти ей кормилицу.

Дарей догнал их, мрачно сверкая глазами:

— Я его крепко отделал, этого убийцу! И вдобавок связал, чтобы не удрал до появления стражи! Я не я буду, если его не повесят при огромном стечении народа! После этого ты сможешь вернуться в свой дом, Фаний.

— Я похороню жену и продам этот дом, — пробормотал Фаний, не сводя глаз с пригревшейся на его руках и притихшей девочки. — Потом мы с дочкой уедем в Пирей и будем жить у моря.