Лыцарь + Драконтесса =? - Маргарита Преображенская

отодвинулся сам собой, словно приглашая её сесть, а попугаю, намеревавшемуся поживиться фруктами, прямо в лоб прилетела косточка от вишни, словно намёк не распускать клюв. Фемида опустилась на стул, заметив, что бокал сам собой наполнился красным вином, а на тарелке появилось несколько фруктов, которые издревле считались афродизиаками. На Олимпе монополия на производство афродизиаков принадлежала Зевсу, который создал первый из них, в гневе превратив свою любовницу в артишок. Поэтому Фемида ненавидела артишоки, но фруктами занималась другая компания, их можно было смело вкушать. Тот из них, что оказался у неё на тарелке, был ей незнаком, но Фобурдон, знавший толк в экзотике, быстро определил, что это.

– Дур-р-р-р-риан! – закричал он. – Самый неоднозначный фр-р-р-рукт на свете! Дур-р-р-рит голову женщинам! Его можно любить или ненавидеть, но равнодушным он не оставит никого!

Как это похоже на Локи! Фемида усмехнулась, подивившись такому совпадению, а потом осторожно подняла маленький кусочек спелой жёлтой мякоти и отправила в рот. Когда до её мозга дошёл мощный импульс божественно-сладкого, кремового и невыразимо приятного вкуса, недалеко от стола вдруг вспыхнул яркими огнями небольшой подиум, на котором появился организатор всего этого романтического беспорядка.

Локи, видимо, стремясь окончательно ошарашить любимую женщину, появился на этой мини-сцене в коротком хитоне до бёдер и коротком же плаще из огня. Фемида отметила, что этот наряд был ему к лицу и очень подчёркивал достоинства фигуры и демонстрировал желание заслужить прощение. Их ужин проходил под греческие мелодии, ненавязчиво звучавшие из темноты.

– Как ты узнал, что я всё вспомнила? – спросила Фемида, с интересом взглянув на своего мятежного возлюбленного.

– Я следил за тобой всё это время. У меня много глаз и ушей во всех мирах, – ответил бог обмана. – Могу ли я надеяться на прощение?

Он сидел напротив неё, такой желанный и пламенный, и неустанно потчевал Фемиду сладостями и многообещающими взглядами.

– Посмотр-р-р-р-рим на твоё поведение! – важно выпятив грудь, заявил попугай.

– Пипидастров не спрашивают! – осадил его Локи и щёлкнул пальцами, в результате чего попугай исчез, чтобы материализоваться в закрытой лоскутом ткани клетке.

Богиня Правосудия усмехнулась, наблюдая за этим. По правилам, она должна была немедленно провести процедуру дознания и вынести приговор, но рядом с Локи правила становились неоднозначными, потому что ситуация обретала более многослойный характер и смысл в стиле знаменитого «казнить нельзя помиловать».

– Скажи мне самое главное: где наш сын? – спросила Фемида, чувствуя, что ещё немного, и она не сможет больше сдерживать порывы, зовущие её в объятия любимого мужчины.

– Он под моим присмотром! – ответил бог обмана, а потом вкратце рассказал ей о Вене.

В каждом его слове сквозила отцовская гордость за юридического отпрыска. Фемида взглянула на Локи, и её вдруг осенила догадка. Всё сошлось: знак на груди, о котором говорили мойры, возраст, путешествие в Асгард. Тот, кого она так долго искала, для кого мойры не могли определить жребий судьбы, был её сыном от Локи. Фемиду охватила внезапная радость и даже гордость за то, каким стал её ребёнок, и грусть была тоже – светлая грусть о том, что она пропустила его первые шаги и победы, её не было рядом, когда он взрослел. Хотелось всё исправить и срочно увидеть его!

– Правда, есть одна сложность… – добавил Локи, старательно подбирая слова.

– Какая? – встревоженно спросила Фемида, подумав бог знает что.

– Наш сын влюблён…

– Но это же прекрасно!

– … в дракона.

– Как?!

На Фемиду стало страшно смотреть: её воображение дорисовало сотни ужасающих картинок, породивших жуткие и беспочвенные догадки.

– Точнее, в принцессу рода Великих Змиев, – поспешил немного успокоить свою возлюбленную бог обмана. – Знаешь, есть такое присловье: «Лыцарь + Драконтесса = повод для нервного стресса»

Фемида вздохнула с облегчением. В принцессу (пусть и драконородную) – ещё куда ни шло: всё-таки особа королевских кровей!

– Это твои гены! – проворчала она.

– Не спорю! – смиренно кивнул Локи, славившийся оригинальными любовными связями. – Так вот, проблема вовсе не в том, что избранница нашего сына – драконтесса, а в том, что он своими действиями перешёл дорогу очень влиятельным силам, имеющим виды на неё и на этот мир как плацдарм для дальнейшей захватнической кампании.

– И это он тоже почерпнул от тебя! – продолжила цепь обвинений Фемида.

– Согласен! – покорно признал Локи и в двух словах обозначил для своей возлюбленной основную опасность в лице собственной дочери с далеко идущими намерениями.

– Я уверен, что скоро последует нападение, – сказал он. – Мне пока неизвестны её планы во всех подробностях, но в ход может пойти всё – от ядов и манипуляций, до вооружённого вторжения. Поэтому тебе лучше остаться здесь и не возвращаться в гостиницу. Степень осведомлённости Хель о моих близких мне тоже неизвестна. В гильдии ты будешь под моей защитой!

Тут у Фемиды закралась крамольная мысль о том, что бог обмана придумал всё это только для того, чтобы провести с ней ночь, но она тут же отбросила её: слишком серьёзным был Локи, серьёзным и трогательным, как никогда! Он проводил её до отведенных ей покоев, колоссальным усилием воли удерживая себя от слишком фривольного поведения. Они долго стояли у дверей и беседовали о пустяках.

– Ещё неизвестно, кто под чьей защитой! – сказала, наконец, Фемида, решившись на продолжение самого главного безумства в своей жизни, и, взяв Локи за руку, потянула его за собой.

***

В это время тёмная дама, ставшая причиной переживаний для многих людей и богов, она же Великая Хель, она же повелительница Царства Мёртвых и по совместительству дочь бога обмана, сидела у открытого окна и сосредоточенно взирала на пляшущие тени ветвей на мостовой. Она сняла обширные апартаменты в центре города, и теперь готовилась к осуществлению своих планов. Зелье не сработало, значит, в дело вступал план Б.

– Ну что? – нетерпеливо спросила она у теней, не дожидаясь, пока они примут очертания женской фигуры, исполненной очей.

– Я не могу изменить его судьбу, госпожа! – с поклоном отвечала вёльва.

– Почему?! – тихо процедила сквозь зубы Хель. Ей хотелось рвать и метать, но здесь такие проявления гнева были неуместны: рано обнаруживать себя.

– Потому что… для юрлыцаря принцессы судьба не определена! – сказала вёльва. – Я не могу отследить его действия.

– Убирайся! – приказала Хель, недовольно сдвинув брови.

Ох, уж этот сюр