Когда вырастают дети - Ариадна Борисова

Мама слушала, упершись подбородком в джинсовые колени, и неприязненно думала, что муж и тут любуется собой…

Предупреждая невнятное движение Принца, Эдуард Анатольевич с горечью воскликнул:

– Не отказывайся! Я – торговец до мозга костей, «человек купи-продай», как утверждает твоя Мама… Возможно, так и есть, я не умею по-другому, но не привык оставаться кому-то обязанным. Это не просто деньги – это мой долг, сними его с меня, парень. Я не смог стать тебе отцом, хотя, видит Бог, искренне верил, что стану. Возьми, и я буду считать, что долг мною оплачен… и прощен.

– Спасибо, – поблагодарил Принц. Врач, обследовавший Маму, обмолвился о возможном хирургическом вмешательстве, а операции нынче дорого стоят…

Зеленые пачки месяц лежали в банке. В жестяной банке из-под чая на полке в кухонном шкафу. Когда в городе поползли слухи о квартирных кражах, Мама испугалась и переложила деньги в морозильную камеру. Полагала, что туда воры точно не сунутся.

При полной семье холодильник всегда был набит до отказа. Боязнь недоедания сидела у мужа Мамы в «печенках генов» – так он сам над собой шутил. Его бабушка жестоко голодала в войну. Поддатый после какого-то праздника, он однажды рассказывал о ней и плакал. Принц хорошо его понимал – у него тоже была когда-то бабушка…

Битая жизнью столовская повариха, бабушка Эдуарда Анатольевича представляла общество длинным столом: кому-то достается верхняя роскошь, обслуга довольствуется остатками, низший кухонный состав – объедками, иным и вовсе ничего не перепадает. Женщина, вырастившая внука одна, добросовестным ремнем вбила в него четкие позиции. Следуя им, Эдуард Анатольевич не доверял никому, полагался во всем на себя и не оставлял за собой ни долгов, ни следов…

Он испарился, как вечерняя дымка над озером, оставив ее, эту печальную дымку, в Маминых мыслях.

* * *

Что Принц, что Мама относились к столу без трепета: есть вкусненькое на обед – отлично, нет – переживем. Мама, правда, любила дорогой кофе, где-то заказывала и получала в бандеролях драгоценные зерна. Но врач категорически запретил кофе. Потом, учась в другом городе, Принц звонил Маме и первым делом спрашивал:

– Как себя чувствуешь? – а заканчивал разговор полумольбой-полутребованием: – Прошу тебя, кофе не пей!

– Ладно, – смеялась она. Слыша в смехе несвойственную ей натянутую кокетливость, он в отчаянии думал: «Лжет».

Мама, конечно, лгала. Без Принца она чувствовала себя одиноко. Кофе скрашивал бледные, безлюдные домашние выходные. В квартире уютно пахло горячим сладко-горьким шоколадом, как в то время, когда наваристый бульон и рыбный пирог ждали мужчин к обеду, а «отпускная» Мама, сидя перед телевизором, потягивала любимый напиток из большой, совсем не кофейной чашки. Теперь мужчин не было. Один уже не вернется – и пусть. Не сумела насадить супруга в семейное лоно огнем и мечом, как Екатерина Великая картофель… отболело, отпало. Второй мужчина… Мама любила своего мальчика той всеобъемлющей, тревожной любовью, что поражает женщину с первого взгляда. Раз и навсегда, независимо от того, родила мать ребенка несколько мгновений назад или впервые увидела его семилетним.

Мама сполна получала любовь сына в отражении. Он был для нее волшебным зеркалом. Она сама выправила, выпестовала, отшлифовала в Принце все светлое, что заложила в нем малоизвестная ей природа. Любая женщина в иные минуты кокетничает с зеркалом. Приятно же, если тебе твердят: «Ты на свете всех милее», даже если это неправда. Даже если ты знаешь, что на свете есть одна еще милее…

Принц учился на факультете архитектуры инженерно-строительной академии, которую они выбрали с Мамой вместе. Перед ним теперь отчетливо возникали смутно воображаемые в детстве перспективы и композиции главной потребности человечества – дома, и с плоского чертежного листа взмывала к дисплею виртуальная графика проектных пространств. Невероятной глубины профессия требовала разносторонних знаний во множестве наук. Творческая мысль впитывала в себя все, что касалось материального созидания. Строить – и означает созидать, восстанавливать разрушенное и создавать новое там, где не было ничего.

Пока Принц осваивал навыки строительной механики, постигал свойства материалов сооружений в разделах точных и естественных наук, Мама поддерживала его скромный студенческий быт ежемесячными денежными переводами. Привыкший экономить, он сердился. Стипендии хватало, а деньги упрямо шли и шли, хотя зарплата у Мамы, бюджетницы, была куда ниже средней. Да и что значит в статистике, самой зыбкой из отраслей научного официоза, средняя зарплата? Мифическое, гибридное число, выведенное путем скрещивания зарплат гендиректора и уборщицы…

К каникулам сына Мама готовилась тщательно. Делала дома кой-какой косметический ремонт, снова начинала подкрашивать волосы и губы. Старые коллеги с пониманием относились к ее оживлению…

Обожая блаженный покой дней, освященных голосом и улыбкой Мамы, Принц в то же время отмечал новые морщины под ее глазами. С печалью он думал, что возраст неумолим, и человек, при всей своей материальности, не поддается реконструкции. Увидев летом последнего курса, с каким усилием Мама перенесла наполненный водой чайник к плите, Принц ужаснулся и навестил ее лечащего врача.

– Мне кажется, она чувствует себя гораздо хуже…

– Кровообращение никуда не годное, – подтвердил подозрения доктор. – Возможна весьма ощутимая боль при физических нагрузках, даже малейших.

– Что же делать?.. Мама ни за что не ляжет на операцию, не согласится, чтобы я взял академический…

– Ну, потерпит еще годика три… максимум четыре. Но это предел, нестабильная стенокардия – штука торопливая.

По высоким лестницам театров Мама поднималась, отдыхая через каждые три ступени. Убедившись, что она скрывает боль, Принц стал отговаривать ее от непременных просмотров премьер. То спохватывался, что следовало бы подготовиться к зачетам, то якобы ждал трансляции футбольного матча, то затевал мытье полов… Ей разрешалось только вытирать пыль. Принц договорился со службой домашней уборки об уходе за квартирой во время его отсутствия. Страдая, что Маме придется платить за этот обыденный труд, пригрозил, что будет отсылать переводы обратно…

Вечерами засиживались в кухне: Мама в потрепанном кресле со стаканом зеленого чая, Принц на полу, сложив по-турецки ноги, с новомодным детективом вслух. И так хорошо, так кстати для отказа от прогулок накрапывал дождь! Летний грибной дождь спускал с оконного козырька моросящую завесь, сплошь в стразах заходящего солнца…

Мама предполагала, кто из героев негодяй, Принц спорил, что не тот, несмотря на намеки автора и мотивы совершить преступление. Откладывая книгу, рассказывал о проектах, увлекался, заглядывал в будущее…

– О будущем, конечно, нужно думать, – вздыхала Мама, – но не мечтой ли о нем, светлом, застили мы свет настоящего и забыли простой дух повседневности, хлебную ее опару. Вот и киснет, бурлит, не успев толком вызреть… Ах, как хочется, чтобы люди и в настоящем жили достойно, богато духом, вообще – богато…